Дневник Луция Констанция Вирида – вольноотпущенника, пережившего страну, богов и людей. Кирилл БерендеевЧитать онлайн книгу.
этого говорить, Луций, но ты все равно узнаешь. Гунны большую власть имеют и над нами и над другими племенами, говорят, они распространились от самого Гирканского моря, откуда родом, и вплоть до Германского океана6. Все земли, которые топтали их кони, стали гуннами покорены, даже дикие венеды, скифы и сарматы стали данниками их вождей. Союз готских племен и гуннских так же оказался неравен, как ни тщится доказать обратное Аларих».
«Я полагал, он борется за свободы и права готов в Риме», – произнес я. Видигойя покачал головой.
«И это тоже, само собой. Но еще за власть и влияние на дела Рима, конечно, с оглядкой на гуннов. Не знаю, получится ли. Аларих верный христианин, способный полководец, но еще и своенравный человек, как и сам август. Что тот, что другой не склонны к переговорам, если только дела не совсем уж плохи, а чаща весов склоняется то на одну, то на другую сторону постоянно. Вот Флавий Стилихон, он мог и умел договариваться, за что и поплатился, эти же из другого теста. Неудивительно, что Аларих вроде пытается стать полководцем при августе, доказывая свою силу и верность империи, но и постоянно враждует с Гонорием, требуя признать его как равного – чего точно не случится при нынешнем императоре. Это как и с гуннами, нашими не то союзниками, не то владыками. Они сильны, выносливы, а воины столь крепкие и отчаянные, что самые дикие германцы боятся схлестнуться с ними в сече. Да ты сам видел гуннов в бою, когда наша сотня сражалась с сотней конников, пытавшихся захватить город. Нам повезло, что это был лишь их разъезд, а мы находились за стенами».
Я помнил то сражение, случившееся почти двенадцать лет назад, быстротечное, как летняя гроза, оно оставило у меня совсем иное впечатление. Но я не ратник, мне не ведомы законы войны и правила боя. А потому слова Видигойи запали мне в душу, смутно терзая ее и не собираясь покидать.
Седьмой день перед календами июля (26 июня)
Неожиданно приснился сын. Будто мы встретились на перепутье у леса, места те казались мне смутно знакомыми, но может, это лишь причуда истосковавшегося разума. Сын радовался свиданию, обещал как-нибудь вернуться и жаловался, что война никак не закончится; возможно, и ему придется тянуть лямку армейской службы. «В больших городах мужчины на вес золота, даже рабов набирают в рекруты», – говорил он, а я обнимал, задыхаясь, слушая и не слыша его. Потом рывком проснулся.
Сколько мы уже не виделись? Семь лет без малого, как Эней отправился в свое неведомое странствие, хуже всего то, что при схожих с именитым тезкой обстоятельствах. Супруга обожала Вергилия, странно, наверное, для убежденной христианки, но имя нашему сыну дала именно Мария. Как годом ранее она уговорила меня ходить в церковь, крещеного господином молодого вольноотпущенника, только ищущего свое место в жизни и не ведающего толком, к кому и чему прилепиться, но ощущавшего в том величайшую потребность.
Эней
От Каспия до Северного моря