Дневник Луция Констанция Вирида – вольноотпущенника, пережившего страну, богов и людей. Кирилл БерендеевЧитать онлайн книгу.
все одно старались не экономить даже в лихую годину недорода, кивая на римское хлебосольство. Но кто из них был подлинным италиком? Я затруднялся ответить. Вольноотпущенники же и вовсе своих корней не ведают, мне отец рассказывал лишь, что наших предков полонили во время восстания в Нарбонской Галлии, но были ли мы туземцами или прибывшими римлянами-провинциалами, сказать затруднялся. Говорил, что слышал это от деда, будто и род наш прежде почитался богатым и преуспевающим, и предки попали в рабство случайно, по недоразумению, но так все говорят своим детям, чтоб те во что-то безнадежно верили.
Когда урожай был собран, нас навестил сам нунций. Возок с ним прибыл ранним утром, произведя на горожан немалое удивление, на меня особенно, я еще помнил, что такие четырехколесные повозки служили прежде для почтовых надобностей и перевозки плебеев, не имевших денег на собственных лошадей. Раньше, отец рассказывал, дорожные станции стояли через каждый день пути9, а в нашей глуши, через два дня, развозя послания и письма, а еще рескрипты и постановления из Рима, знакомя курионов с новыми налогами, указами и уложениями. Часто с ними приезжали и торгаши, из тех, что поплоше, а потому прибытие такого возка всегда вызывало оживление, особенно, у детей. Помню, как в детстве выглядывал такой возок, в котором часто прибывал хромой Главк, торговавший вразнос сладостями в разных поселениях к северу от столицы нашего диоцеза. Дети в нем души не чаяли. Странно, что и на меня тогда он оказывал такое неизгладимое впечатление – нам, рабам и детям рабов, запрещалось выходить из поместья Горгия. Да и на что бы я купил сладости? Но тот странный дух сопричастности, что присущ всем детям при виде лотка со сладостями, касался и меня. И я тоже ждал Главка.
В этом возке прибыл всего один пассажир, сам нунций. Разумеется, в сопровождении дюжины гуннских всадников, тоже нарядно одетых, но взиравших на путника свысока и не только из-за роста крепких коней. Одетый во все фиолетовое, ровно сенатор, он выбрался наружу, слегка пошатываясь: дорога долгая, тряская, а лет ему немало, за шестьдесят. Возок его был раскрашен так же фиолетовым и красным, а окна еще и расписаны резными наличниками редкой красоты, изображавшими святых и страсти Христовы. У меня даже сердце захолонуло, неужто, Эней постарался?
Я долго крутился возле нунция, жаждая, но не решаясь спросить о сыне. Да тот и не видел меня, возле папского посланника и так собрался чуть не весь город. Кроме гуннов, конечно, и самых отъявленных язычников, которые, не скрываясь, стояли поодаль небольшими группками. С времен Юлиана Отступника у нас всегда находились таковые, священники старались смотреть на их присутствие сквозь пальцы, – граница рядом, а за ней христиане в меньшинстве. Да и потом, Аларих сам поборник Христа, а что вытворяет с единоверцами. Наши же отщепенцы, чаще всего, влиятельные горожане, пусть и из пришлых, но ведь римляне. Да и живут тихо, свою веру не выказывая. Я вот, хоть и крещен
Римская мера длины в 30 км.