Первый, второй. Артур ДоляЧитать онлайн книгу.
континент, вместо рассеянного бурей турецкого флота – боевые действия в Анголе, русский мат, орден Красной Звезды, палящее африканское солнце, взрывы на весь экран.
После взрывов Матвея повело куда-то в сторону: решил нарушить законы жанра. О, человеческая слабость! Желание изменить мир.
Возник военный городок под Новосибирском, размеренная семейная жизнь. Мавр затосковал в российских снегах, почувствовал, что не вписывается в окружающую среду, где даже поля для стрельбищ большую часть года белее кожи жены. Не сказать, что бы сильно запил, но стал подозревать свою вторую половину в неверности, а через полгода уже ревновал ее к любому столбу. Еще через месяц – ударил.
Ударил?.. – я прочел удивление в глазах Раевского, словно кто-то другой, не он произнес: «Еще через месяц – ударил». – «То есть как? Зачем ударил?» – читалось в глазах. Удивление тут же сменилось негодованием, Матвей возмутился низким поступком мавра, бросавшим тень и на него самого.
– Человек не всегда поступает так, как желает Создатель. Кто сказал, что персонаж не имеет права на собственное волеизъявление? – попробовал откреститься от автобиографической составляющей режиссер.
Но если без метафизики для подростков, чуть четче: кто кого породил? Откуда возникла сама мысль ударить жену? Всему виной личный жизненный опыт. Мы оба помним, из-за чего четыре года назад Раевские развелись. Да, да, я не оговорился, двадцать лет просуществовали бок о бок, а потом развелись. Теперь вы знаете о Матвее в два раза больше: он дважды женат. Правда, оба раза на одной и той же женщине. Со штампом о разводе, они не прожили и года. Расписывала их та же сотрудница ЗАГСа, что и разводила. «Аферисты», – сказала она непонятно кому.
Возмущение Раевского сменилось обидой на жизнь, на какую-то вечную ее несправедливость. Отодвинувшись от стола, он принялся раскачиваться вместе со стулом, несильно, вперед-назад. На него было больно смотреть, – сообщили бы в дамском романе, и отзывчивый читатель, незаметно для себя в этом месте обязательно тихо вздохнул: «Бедный ты бедный», – так бы вздохнул читатель; отнял от книги глаза, задумчиво посмотрел в окно. Есть тихая радость читать про несчастья других, неяркий печальный свет.
На самом деле вздыхать не хотелось.
Сомневаюсь, чтобы полученная рана была глубока, что-то значила. «Но даже самая пустячная обида капризна, как дитя малое, любит, когда с ней носятся, прижимают к сердцу, кормят собственной грудью – что-то сосет под сердцем! – убаюкивают, – возмутится отзывчивый читатель, наделенный большим воображением. – Как здесь не сопереживать?» – «Да, капризна, да, убаюкивают, и что с того? Мы же понимаем, что режиссер дулся на самого себя», – отвечу читателю. По неписаному закону в подобной ситуации мне нужно подменить напарника, проявить инициативу, взять соавтора за руку и потащить вперед за собой: творческий процесс прежде всего.
Но я не договорил. Мавр не робот, работающий по заложенной в него программе, повторяющий чужие ошибки, быть может, когда-то – четыре года