Уроки итальянского. Мейв БинчиЧитать онлайн книгу.
потом увидела на пороге гостиницы монументальную фигуру Габриэллы – в ночной рубашке и шали, накинутой на плечи. Женщина закрыла лицо руками, и небо словно разорвалось от ее крика:
– МАРИО!.. МАРИО!!!
Звук взлетал в горы, а затем падал в долину.
Он ворвался и в спальню Синьоры и заморозил ее сердце. Мужчины вытаскивали из машины безжизненное тело.
Синьора не знала, как долго, словно окаменев, стояла она у окна. Но потом, когда залитая лунным светом площадь наполнилась родственниками, соседями и друзьями Марио, она обнаружила, что находится среди них, а по ее щекам неудержимо катятся слезы. Она увидела его лицо – израненное, залитое кровью. Марио возвращался домой из близлежащей деревни и на повороте не справился с управлением. Машина перевернулась не один раз…
Синьора знала, что обязана прикоснуться к его лицу. В мире не будет покоя, если она не дотронется до него, не поцелует, как это делали его сестры, дети и жена. Она двинулась по направлению к нему, не замечая никого вокруг себя, забыв про долгие годы, когда им приходилось таиться от посторонних взглядов.
Уже оказавшись рядом, она почувствовала прикосновения чужих рук, и чьи-то тела оттерли ее назад. Синьора Леоне, ее друзья-гончары, Паоло и Джанна, и (потом она будет думать об этом с удивлением) двое из братьев Габриэллы отодвинули ее назад, увели, чтобы Аннунциата не видела ее откровенного горя, чтобы в памяти города не отложилось еще одно воспоминание: о ночи, когда Signora irlandese сломалась и на виду у всех призналась в своей любви к женатому мужчине, хозяину гостиницы.
Ту ночь Синьора провела в домах, в которых не бывала никогда прежде. Люди поили ее крепким бренди и гладили ее руку. Она слышала, как за стенами этих домов раздаются плач и бормотание молитв. Иногда она вставала, чтобы пойти туда и занять место возле тела, но каждый раз чьи-то руки мягко усаживали ее обратно.
В день похорон, бледная и спокойная, она сидела у своего окна. Когда гроб вынесли из гостиницы и понесли через площадь к церкви, украшенной фресками и изразцами, ее голова склонилась. Колокола издавали монотонный траурный звон. Никто не посмотрел на ее окно. Никто не увидел слез, что текли по ее щекам и падали на вышивку, лежавшую на коленях.
А после этого все решили, что теперь она должна уехать. Пришло время возвратиться домой. Мало-помалу это дошло и до нее самой. Синьора Леоне сказала:
– Прежде чем ты соберешься в дорогу, мы с тобой обязательно съездим в мой родной Трапани, и ты увидишь процессию, которую устраивают там каждый год на Страстную неделю. Когда вернешься в Ирландию, будешь рассказывать об этом своим друзьям.
А Паоло и Джанна подарили ей блюдо, которое сделали специально к ее отъезду.
– Вернувшись домой, ты сможешь класть в него фрукты, выращенные в Ирландии, и оно будет напоминать тебе о жизни в Аннунциате.
Они, похоже, искренне верили в то, что именно так она и поступит. Но у Синьоры не было дома, куда она могла бы вернуться. Она вообще не хотела сниматься с насиженного места. Ей шел уже шестой десяток, а приехала