Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя. Владимир ЯранцевЧитать онлайн книгу.
в своих автобиографиях. Но только ли алкоголь был причиной горячечного состояния Иванова-старшего, терявшего подчас ориентацию в пространстве и времени? Он не отменяет тот факт, что «сибирское русское население даровито, но поставлено в такие условия, что выдающаяся умственная сила, подавленная в своей среде, должна была непременно вырваться из нее и бежать из этого края», – писал Н. Ядринцев. К психопатологическому объяснению поступков сибиряков присоединялось и социальное. Но даровитость-то, этнографическая она или нет, все равно присутствует, побуждая к похождениям, странствиям, чудачествам.
Заметим, что в этой же художественной автобиографии Иванова – романе «Похождения факира» – странствия отца, хаотические и беспорядочные, переплетаются с приключениями сына, постепенно созревающего для собственных похождений, еще более хаотических и долгих. Да и как иначе, если, пишет Иванов в романе, он мог в течение двух недель рассказывать знакомому гимназисту «содержание сорока книг, которые тут же и придумывал, от заглавия, автора и до счастливого конца». Удивительно ли, что вскоре сам он, «Сиволот» (от «Всеволод»), захотел сказку сделать былью, иметь собственные приключения и авантюры.
И здесь нельзя избежать весьма щепетильного вопроса о том, насколько можно доверять «Похождениям факира» как биографическому источнику. Все-таки на книге значится: «роман», художественное произведение, и грань между реальностью и вымыслом в самоописаниях найти трудно, а то и невозможно. Но это хорошо вписывается в вышеизложенные соображения по поводу происхождения сибирского «этнографического типа», особенно на границе существования разных по языку, оседлости, традициям народов: смешались они на этой границе так, что порой не различишь, где тут русский или казах, из «благородных» он или из «плебеев», образован он, культурен, эрудирован или ко всему надо ставить приставку «псевдо-». Что тут говорить, если элементарное районирование, т. е. деление новоприобретенных Россией степных земель – мест кочевок казахов – проводили не раз и не два, тасуя соприкасающиеся южносибирские и североказахстанские области то в Степной край, то в Туркестан с новообразованными губерниями и уездами. Так что жители этих земель буквально теряли почву под ногами, думая-гадая, в Сибири они живут или в Казахстане, в России или в Азии, или еще где-нибудь. И потому Индия из сказки, легенды, мифа уже не казалась такой недоступной и таинственной, в условиях географического, так сказать, релятивизма. Она и далеко и близко, ее можно и «сочинить», но можно и дойти до нее, доехать. Поэтому так нередки в романе описания маршрутов героя и его друзей через вполне реальные города и веси Азии, Урала, Кавказа. Контрапункт же здесь в том, что постепенно Всеволод-Сиволот обретает эту Индию в себе, своем сознании и поведении, деяниях и поступках, а главное, знакомствах.
Не будь Петьки Захарова, Филиппинского, Пашки Ковалева и многих других, не профанировал бы он свою мечту,