Бажов. Александр ФедосовЧитать онлайн книгу.
А. Ф.) вон которые едут.
Перед этими неведомыми Абаканскими мать окончательно теряется. Краснеет нос, морщатся щеки и выступают крупные градины – слёзы. Старается сдержаться, но не может. Отец вскакивает с табурета и быстро подходит к „опечку“, где у него всегда стояла корневая чашечка с махоркой. Торопливо набивая трубку, сдержанно бросает:
– Не реви – не умерли!
Мать, отвернувшись к залавку, начинает всхлипывать. Я реву. Отец раздраженно машет рукой и с криком: „Взяло! Поживи вот с такими!“ – захлопывает за собою дверь. Вмешивается бабушка. Она ворчит на мать, на отца, на заводское начальство и тоже усиленно трет глаза, когда доходит до Абаканских»[66].
Так что, несмотря на золотые руки отца, жить семье приходилось и в нужде. Вот тут, кстати, пригождались золотые руки матери, её мастерство плетения кружев. Это был дополнительный заработок в сложные периоды. Но, несмотря на всё, семья была дружная.
«Днем приходят соседки „посудачить“. Винят больше отца.
– И когда угомонится человек?
– Мне Михаил когда ещё говорил – непременно откажут твоему-то.
– Вон в кричном он Балаболку-то осадил: хоть стой, хоть падай!
Начинают припоминать отцовские остроты, но они так круто посолены, что передают их женщины только „на ушко“. Мать обыкновенно заступается за отца и, кажется, делает это не только „от людей“, но вполне искренно. Она даже горячится, что так редко бывает при ее ровном, спокойном характере. Вечером приходит отец. Красные воспалённые глаза показывают, что выпито немало. Однако на ногах держится твёрдо, говорит громко, уверенно. Удивляется „тем дуракам, которые сидят в Сысерти, как пришитые“.
Уедем, и дело с концом! На Абакане, небось, не по-нашему. Чуть кто зазнался, сейчас приструнят. А у нас что? Попетан изъезжается, Балаболка крутит, и Царь ехидствует. А ты не моги слова сказать. Терпи – потому у тебя тут пуп резан. Найдём место. Вон там как живут!
Отцу не противоречат, по опыту знают, что хорошего ничего из этого не выйдет. Мне – малышу – отцовские планы кажутся заманчивыми, и я засыпаю с думой о далёком крае, где всё не по-нашему. Утром тяжёлое раздумье – как быть? Оставить домишко, покос, огород! Кому продать? А вдруг на Абакане не лучше Сысерти? Бабушка и мать, конечно, против Абакана. Отец сдаёт: „Надо поискать где поближе“. „Поближе“ – значит, к Белоносихе, на спичечный завод. Но туда редко удавалось поступить. Обыкновенно там было переполнено рабочими, и работали они задаром. На мельницах тоже ничего не было. Оставалось „пытать счастья“ в „городе“ (так безыменно звался Екатеринбург)»[67].
Однако, по воспоминаниям Павла Петровича, его отцом, видимо, дорожили за работоспособность и ряд ценных навыков по пудлингово-сварочному цеху. Его лишь «выдерживали» и «проветривали» (проще сказать, временно отстраняли от работы).
Отец и мать горячо любили единственного сына, старались, чтобы детство его было более радостным, чем у них. Пашина бабушка Авдотья Петровна даже звала Петра Васильевича
Там же. С. 5–6.