Все, что мы помним. Брюс НэшЧитать онлайн книгу.
ужин. Вокруг него что-то зеленое, вроде как листья, как будто он стоит где-то возле окна. Дядечка постарше не ухмыляется во всю ширь, даже не улыбается. Он просто смотрит на тебя. И кажется, что вот-вот рассмеется. Как будто только что выдал какую-нибудь шуточку и ждет, когда ты ее поймешь – а когда ты поймешь, он и рассмеется. Может, ты тоже рассмеешься, или же шуточка окажется не такой уж и смешной. Трудно сказать.
И у него что-то такое с шеей.
Мой сын явно хочет, чтобы я что-нибудь сказала про этого дядечку постарше. Я ничего не говорю. Мой сын старается проявлять терпение. Он хороший сын. Но ничего не может с собой поделать.
– О чем задумалась, мам? – спрашивает он у меня.
Задумываюсь о смехотворности этого вопроса. Просто нет слов, до чего он смехотворен. Он что, серьезно? Как будто я ему сказала бы – даже если б и знала, о чем задумалась…
– Да вот думаю, не сыграть ли мне в скрэббл со своей приятельницей, – говорю я ему. И наблюдаю за его реакцией. Жду какого-то знака. Подсказки.
– Твоей приятельницей… – повторяет он. А затем обводит взглядом комнату.
Я продолжаю наблюдать за ним.
И опять он ничего не может с собой поделать.
– Мам, я тут пообщался со старшим менеджером по уходу… Он беспокоится за тебя.
– Страшным Менеджером по Исходу?
– Нет, мам.
– Ну что ж, тогда всё в порядке.
– Нет, всё далеко не… Ладно, забудь, мам.
И я сразу же забываю. Это у меня запросто.
Славный парнишка, который моет полы, моет пол. Я нахожу его на следующем этаже, в конце коридора, в углу, возле большой двустворчатой двери, на которой написано «ПРОХОД НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ». Хотя не похоже, чтобы этот славный парнишка когда-нибудь стал загораживать кому-то проход.
Он всегда стоит в углу, или в сторонке, или на самом краю, и как-то ухитряется находиться где-то, как будто его там нет. Это одна из его самых приятных черт. Когда он перемещается со своей шваброй из стороны в сторону, то всегда при этом и удаляется куда-то вдаль. И даже если движется вам навстречу, чего никогда не делает, то всегда при этом или уклоняется в сторону, или удаляется, а то и уклоняется, и удаляется одновременно.
Волосы у него короткие, но длинная светлая челка свисает ему на лицо, словно занавеска или швабра. Вообще-то они у него серовато-русые или пепельно-русые, но все равно светлые, ближе по цвету к его швабре, чем к фрикаделькам. Что странно, поскольку славный парнишка, который моет полы, – темнокожий. Фелисити и Чарити твердят мне, что нельзя так говорить. Это… неподобающе.
– Бабуля, больше нет темнокожих, – говорит мне Фелисити. – Они черные. Нельзя говорить «темнокожий».
– Или смуглые – смуглыми называть можно, – сообщает мне Чарити.
– Только если ты сама смуглая, – поправляет ее Фелисити. – Иначе это расизм.
Фелисити и Чарити так много всего знают… И иногда объясняют все это мне, когда приходят меня навестить, – стоя спиной к окну и тыча большими пальцами