Очерки по истории советской науки о древнем мире. И. А. ЛадынинЧитать онлайн книгу.
прошла на памяти не менее половины ученых, активно работающих сегодня, и сказалась по существу в исчезновении тех идеологических установок, которым на протяжении десятилетий полагалось соответствовать. Открывшаяся тогда же возможность реального контакта отечественных и в целом русскоязычных ученых с мировой наукой сказалась в их жизни намного меньше: для этого, помимо просто ручки и бумаги, а с некоторых пор и ставшего общедоступным компьютера, требовались еще и свободное владение языками и финансирование. Именно поэтому в большей своей части российская наука о древности все же осталась национальной по своей традиции; и в этой ситуации как раз на фоне падения идеологических догм, казалось бы, давно следовало понять, что в своем прошлом она относит на их счет и отклоняет, а что берет с собой в сегодняшний день.
Тем не менее начало осмысления советской историографии древности (эти патетические слова относятся к тому, что на самом деле имеет вид встреч давних знакомых, завершающихся чаем и не только им) вызвало и продолжает вызывать определенное изумление. Достаточно систематически в связи с этим можно услышать «неужели эти разговоры тоже наука?» и «неужели нет более серьезных дел?» Заметим, что по обоим вопросам мы отчасти присоединимся к спрашивающим: наука – далеко не все «эти» разговоры; а если не идти собственным исследовательским путем вперед, то и прошлый опыт изучать незачем. Однако нельзя не согласиться с С. Б. Крихом, который говорит о «смерти дискуссий» по крупным теоретическим вопросам в современной отечественной науке о древности и определяет предпосылки к этому: компрометация «единого поля для обсуждений» в виде марксистской теории, с одной стороны, диктовавшей исследователям используемые ими категории, но, с другой стороны, и делавшей предлагавшиеся ими обобщения взаимопонимаемыми; компрометация самой практики методологических дискуссий ввиду их регулируемости в советское время; желание постсоветских ученых «жить самим и не мешать другим» – заниматься собственными конкретными исследованиями и не диктовать другим правила их работы [14]. Последняя позиция часто основана на вообще-то достойном стремлении сначала по возможности освоить массив материала и методик зарубежной историографии древности, который стал более доступен в постсоветское время, а затем уже строить с его учетом какие-то обобщения. В более экстремистском варианте это стремление проявилось в отечественной медиевистике, где знакомство со школой «Анналов» привело к резкому отвержению ее поклонниками социально-экономической проблематики; однако наука о древности была менее агрессивна – возможно, потому, что социологическая по своей сути постановка проблем прочно вписана в ее вовсе не советскую традицию, от Нибура до Ростовцева и Финли.
Было бы наивно думать, что нынешний интерес к «советской древности» связан прежде всего или в значительной мере со стремлением разобраться в ее методологических основах, чтобы с учетом этого построить новую исследовательскую парадигму: на самом деле, в нем много
Крих 2014б: 208.