Чекист. Неизвестная война. Евгений ШалашовЧитать онлайн книгу.
лопатами. И то – постоянно держали на прицеле тех, кто орудовал ими.
В обед привезли похлёбку – мутную болтушку, слегка пахнущую крупой и мясом, но ни крупы, ни мяса в ней не было. Обед был не слишком горячим, но хотя бы тёплым, так и то хорошо. В обед полагалось ещё по четыре галеты. И спасибо, что товарищи подсказали взять свою кружку на работу, а иначе остался бы без супа. Кружка, привязанная верёвочкой к галифе, колотилась о задницу!
Откровенно говоря, похлёбка объёмом в триста грамм и четыре галеты меня не насытили. С удовольствием съел бы ещё столько, а лучше два раза по столько. Нет, дорогие мои, здесь мне оставаться не хочется.
Ещё обратил внимание, что кое-кто из моих товарищей украдкой от охранников срывали какие-то листочки-лепесточки – не то лопушки, не то одуванчики. Вначале не понял, но потом до меня дошло! Это же голимые витамины! И я при первой же возможности набил карманы листьями одуванчика. Вроде бы из него даже салаты делают, и кролики довольны, чем я хуже?
Вечером нам выдали ещё по четыре галеты, налили по кружке воды и загнали в барак.
Уже забравшись на нары, прикинул: сколько весит одна галета? Если грамм двадцать, тогда нормально, а если десять?
Странно, чего это я? Ещё и поголодать-то как следует не успел, а мысли уже только о еде. Пытаешься их гнать, но не получается. И я уже начинаю понимать, что голод сидит не в брюхе, а в моём мозгу. Что постоянно начинаю думать о еде, представляя те вкусности, которыми меня потчевала Галина Витальевна, перловую кашу Полины-Капитолины, тётушкины пироги. И даже супчик из «карих глазок», что подавали нам в столовой на Лубянке. Любопытно, но о нашей нынешней столовой с её разносолами и демократическими ценами я почему-то не вспоминал, как не вспоминал о московских ресторанах или о кафе в Крыму, скажем. А ведь летом восемнадцатого, когда еды было столько же, сколько здесь, в концлагере, а может, и меньше, я почему-то совсем не думал о жратве. Почему бы это? Может, потому что человеку нужна не только еда, но и что-то другое? Здесь же всё человеческое постепенно начнёт вытравляться, утекать, оставляя в мозгу только мысли о голоде и о том, что нужно чего-то пожрать! Я могу терпеть голод, если у меня будет дело, которое действительно важно!
Нет, пока я ещё способен соображать, надо бежать!
Как только начал думать о побеге, сразу же стало легче. Даже бурчание в желудке (у, ненасытная утроба!), прекратилось.
К счастью, о бегстве с Мудьюга думал не только я. И Виктор, и Серафим мечтали о том же. А теперь и другие начали увлекаться нашей идеей, загораться ею.
Для начала мы провели «инвентаризацию» оружия. Выяснилось, что в наличии три ножа – один вполне приличный, доставшийся Серафиму после боя с главарём, второй серебряный, напоминавший десертный, невесть каким образом оказавшийся на Мудьюге, а теперь ставший собственностью «Комитета по подготовке восстания», а третий – мой, только внешне напоминавший нож. Я же говорил, что перед тем как «сдаться» английской контрразведке, немного подготовился