Голые среди волков. Бруно АпицЧитать онлайн книгу.
произвело на нее никакого впечатления.
– А если выплывет? Что тогда?
Цвайлинг испуганно посмотрел на нее:
– Что может выплыть?
Она теребила его рукав, назойливо повторяя:
– А что, если выплывет?
Цвайлинг угрюмо оттолкнул ее руку, но Гортензия не сдавалась. Он хотел было обойти ее, но она загородила ему дорогу.
– Есть у тебя голова на плечах? Или бог обидел? Натворить такое под самый конец! Неужели ты не понимаешь, что наделал? Если эта история выплывет, твои же дружки прищелкнут тебя в последнюю минуту.
Растерянный Цвайлинг пролаял:
– Так что же прикажешь делать?
– Не ори! – зашептала Гортензия. – Ты должен отделаться от жиденка, и чем скорее, тем лучше!
Неподдельный страх Гортензии передался Цвайлингу. Он вдруг осознал опасность.
– Но как это сделать?
– Мне-то откуда знать? – крикнула она. – Ведь ты гауптшарфюрер, а не я! – Испугавшись собственного крика, она смолкла. Разговор прервался.
Гортензия встала на колени у ящика и вновь занялась укладкой, с яростью разрывая газетные листы. Откровенный страх поселился в них, и за весь вечер супруги не обменялись больше ни единым словом.
Цвайлинг искал выхода из положения. Улегшись в постель, он мучительно раздумывал. Вдруг он приподнялся и толкнул жену в спину:
– Гортензия!
Она испуганно села и долго не могла прийти в себя.
– Придумал! – торжествующе воскликнул Цвайлинг.
– Что такое?
Цвайлинг включил свет.
– Скорей! Вылезай!
– Ну чего тебе? – дрожа от холода, проворчала Гортензия.
Цвайлинг был уже у двери и повелительно рычал:
– Скорей же! Иди!
Сейчас это был гауптшарфюрер, и Гортензия боялась его. Она вылезла из теплой постели, надела поверх тонкой ночной сорочки халат и пошла за мужем в столовую, где тот принялся ворошить содержимое одного из ящиков буфета.
– Нужна бумага, для письма…
Гортензия оттолкнула мужа и стала рыться в ящике.
– На, держи! – Она подала ему старый пригласительный билет от Объединения женщин-нацисток, но Цвайлинг яростно швырнул его обратно в ящик.
– Ты спятила? – Он оглядел комнату. На стуле лежал сверток. Цвайлинг оторвал кусок обертки. – Это подойдет. – И, положив клочок бумаги на стол, он грубо скомандовал: – Карандаш, живо! Садись, будешь писать. – Войдя в раж, он нетерпеливо скреб щеку. – Ну, как же это…
– Я же не знаю, что ты хочешь, – буркнула Гортензия, усевшись с карандашом за стол.
– Пиши! – прикрикнул Цвайлинг, но, едва жена коснулась карандашом бумаги, удержал ее руку: – Погоди! Печатными буквами! Должно выглядеть так, будто писал заключенный.
Гортензия с возмущением бросила карандаш.
– Ну, знаешь ли…
– Чепуха! Пиши! – Он опять почесал щеку и начал диктовать: – Капо Гефель и поляк Кропинский прячут на вещевом складе еврейского ребенка, а гауптшарфюрер Цвайлинг ничего об этом