Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород. Николай ГогольЧитать онлайн книгу.
руками, побежал он от неожиданного подарка и, быстрее молодого парубка, пропал в толпе.
XI
За моє ж жито, та мене й побито[51].
– Лови! лови его! – кричало несколько хлопцев в тесном конце улицы, и Черевик почувствовал, что схвачен вдруг дюжими руками.
– Вязать его! это тот самый, который украл у доброго человека кобылу.
– Господь с вами! за что вы меня вяжете?
– Он же и спрашивает! А за что ты украл кобылу у приезжего мужика, Черевика?
– С ума спятили вы, хлопцы! Где видано, чтобы человек сам у себя крал что-нибудь?
– Старые штуки! старые штуки! Зачем бежал ты во весь дух, как будто бы сам сатана за тобою по пятам гнался?
– Поневоле побежишь, когда сатанинская одежда…
– Э, голубчик! обманывай других этим; будет еще тебе от заседателя за то, чтобы не пугал чертовщиною людей.
– Лови! лови его! – послышался крик на другом конце улицы. – Вот он, вот беглец!
И глазам нашего Черевика представился кум, в самом жалком положении, с заложенными назад руками, ведомый несколькими хлопцами.
– Чудеса завелись! – говорил один из них. – Послушали бы вы, что рассказывает этот мошенник, которому стоит только заглянуть в лицо, чтобы увидеть вора. Когда стали спрашивать, отчего бежал он, как полоумный, – полез, говорит, в карман понюхать табаку и вместо тавлинки вытащил кусок чертовой свитки, от которой вспыхнул красный огонь, а он давай Бог ноги!
– Эге-ге-ге! да это из одного гнезда обе птицы! вязать их обоих вместе!
XII
«Чим, люди добрi, так оце я провинився?
За що глузуєте? – сказав наш неборак. –
За що знушаєтесь ви надо мною так?
За що, за що?» – сказав, та й попустив патьоки,
Патьоки гiрких слiз, узявшися за боки[52].
– Может, и в самом деле, кум, ты подцепил что-нибудь? – спросил Черевик, лежа связанный вместе с кумом под соломенною яткой.
– И ты туда же, кум! Чтобы мне отсохнули руки и ноги, если что-нибудь когда-либо крал, выключая разве вареники с сметаною у матери, да и то еще, когда мне было лет десять от роду.
– За что же это, кум, на нас напасть такая? Тебе еще ничего: тебя винят по крайней мере за то, что у другого украл; за что же мне, несчастливцу, недобрый поклеп такой: будто у самого себя стянул кобылу? Видно, нам, кум, на роду уже написано не иметь счастья!
– Горе нам, сиротам бедным!
Тут оба кума принялись всхлипывать навзрыд.
– Что с тобою, Солопий? – сказал вошедший в это время Грицько. – Кто это связал тебя?
– А! Голопупенко! Голопупенко! – закричал, обрадовавшись, Солопий. – Вот, кум, это тот самый, о котором я говорил тебе. Эх, хват! Вот Бог убей меня на этом месте, если не высуслил при мне кухоль[53] мало не с твою голову, и хоть бы раз поморщился.
– Что ж
За мое жито, да меня и побили.
«Чем это я так, люди добрые, провинился? За что вы изводите меня?» – сказал наш бедняга. «За что вы так издеваетесь надо мною? За что, за что?» – сказал он и разразился потоком горьких слез, ухватившись за бока.
Глиняная кружка.