Девчонки, я приехал!. Татьяна УстиноваЧитать онлайн книгу.
Но что-то соображали в складчину. Павел Егорович вина привозил, иногда сала, а один лётчик из Батуми, друг молодости, как-то пакет винограду привёз. Любочка, Любовь Петровна, в тот раз в госпитале бутыль спирта получила. Так и провожали того лётчика – разведённым спиртом и виноградом.
А пели как!.. Любовь Петровна на гитаре хорошо умела, и Павел Егорович ей подтягивал, душевно выходило. Только женщины то и дело на крыльцо выбегали поплакать. Поплачут, поплачут, потом попудрятся и обратно к столу.
Многих так проводили.
А потом Павел Егорович распорядился в эвакуацию ехать. Вести с фронта доходили, что вот-вот сдадут Москву, не удержат. Любочка, Любовь Петровна, уже в армии была, её тоже по осени призвали в санитарный эшелон. Агаше с Надинькой выпало в Мордовию ехать, в Зубову Поляну.
Перед самым отъездом Агаше несказанно повезло – какие-то оголтелые мужики на станции с подводы продавали картошку и сахар. Сахар был в серых, донельзя набитых солдатских наволочках, а картошка в мешках. Агаша пробилась к самой подводе, отталкивая, отпихивая орущих людей, отчаянно продираясь, теряя галоши и пуговицы, работая локтями, – и урвала! Наволочку сахара и мешок картошки. Как она потом их до дома допёрла, сейчас уже не вспомнить, но ведь дотащила, не бросила! Мешки эти в эвакуации их с Надинькой очень выручили!
Павел Егорович тогда выбил место в литерном вагоне. Туда тоже полно народу набилось, но ночью можно было лечь, у Агаши с Надинькой своя полка была, и получилось кое-какие вещи с собой взять. Кто в теплушках ехал, те совсем без вещей оказались, а впереди зима!..
– Впереди зима, – вслух сказала Агаша.
– А правду говорят, что вы в зиму съедете? – тут же спросила покупательница. – Что дачу вашу того… экспроприируют?
– Так ведь она государственная, дача-то, – Агаша посмотрела на небо: вот-вот крупа пойдёт. – Мы её сдать обратно государству обязаны.
– Куда ж вы теперь?!
– Мы не бездомные, – с достоинством отвечала Агаша, сворачивая бостоновый костюм. – У Надиньки жилплощадь в Москве имеется. Две комнаты в коммунальной квартире.
– А сама-то где пристроишься, горемыка?..
Это был страшный вопрос.
– В деревню вернусь, – бухнула Агаша. – Там сестра осталась.
– А мать с отцом живы?
– Всех в войну поубивало. Братьев обоих и мамашу с папашей. А младшая наша от сыпняка умерла. Ну, пойду с богом. Уж Надинька скоро из города вернётся, да и темнеет.
– Ох, бросать ей надо институт этот! На службу поступать! Какая теперь учёба!
– Она сама разберётся. – Агаша подхватила узел. – Без нас с вами.
И зашагала по дороге.
Путь шёл сначала через поле, а потом вверх на горочку по просторной и звонкой берёзовой роще.
Осень стояла уже седая, серая. Листья почти облетели, в роще было видно далеко, и всё стволы, стволы, белые с чёрным. Небо набрякло и низко висело над холмом. Поднимался ветер, лужи морщились и шли мелкими волнами.
Агаше вспомнилось, как ездили на море