Школа свободы и бесстрашия. Денис СорокотягинЧитать онлайн книгу.
по бокам, у сына – абибасовские спортивки. Она – почти невидимая – слушает, как разговаривают между собой трико и абибас.
Она тоже хочет, чтобы ей было весело, ей кажется, она это заслужила. Пытаясь развеселиться и сменить оптику, она загоняет себя еще дальше в тупик отчаяния. Если бы было можно, она бы сейчас выпила, прямо из горлышка.
Отец. Ты знаешь, кто самое жестокое животное?
Сын. Ну…
Отец. Бегемот… если бы мы встали у него на пути, он бы тебя сожрал.
Сын. И тебя… проспиртованного.
Отец (смеется). И женщину, идущую за нами… она все еще идет?
Сын. Ну идет, и че. Она к станции идет, как и мы.
Отец спотыкается на камне, сын успевает его подхватить.
Сын. Бать. Ебать-копать… все, харэ на сегодня, нам надо еще до Звенигорода доехать.
Отец ничего не отвечает, идет до станции молча.
Вон станция!
Она. Да, спасибо, я поняла. Нужна ли какая-нибудь помощь?
Сын (с наездом). В смысле?
Она замечает, что у него уши торчком (как у нее). И что он выглядит старше своих лет, а глаза совсем юные.
Она. Нет, ничего… извините.
Потом она отрывается от них, сменив шаг на легкий бег. Она бежит и чувствует, что снова начинает распадаться. Плевать. Она сплевывает в кусты.
Оборачивается и видит отца и сына. Они отливают за старым паровозом, стоящим на срезанных рельсах, авоська брошена рядом. Лоб отца прислонен к составу, сын держит свободной рукой отца за левое плечо. Они стряхивают синхронно – зачем она на это смотрит?
Она стоит на платформе и держится за фонарный столб. Из подъехавшей электрички (из Москвы) выходит толпа народа. Ей кажется, что все эти незнакомые ей люди вышли из вагона только лишь для того, чтобы ее раздавить, размазать и уничтожить. Она закрывает глаза и еще крепче вцепляется в фонарный столб (не хватает обхвата ладони). Сейчас она бы хотела стать бесплотной и невидимой. Но она, видимо, видима.
6
Вагон электрички почти пуст, или ей только хочется, чтобы в нем никого не было, кроме нее и уже знакомых ей отца и сына. Она сидит спина к спине к сыну, два оттопыренных уха – ее и его – кажутся одинаковыми. Она читает книгу, точнее, делает вид, что читает. Она смотрит в окно, точнее, делает вид, что смотрит в окно, мелькание домов, деревьев, лесов, полей и рек укачивает ее, тянет в сон, но засыпать сейчас она не хочет. Она слушает голоса отца и сына, ее разморило, и она перестает фильтровать мат в их речах. Хор цикад, кузнечиков и, господи прости, клопов сменяется классическим шумом поезда, так проносится жизнь в самом ординарном метафорическом понимании, этот шум символизирует ее ход и ее смерть, способен все заглушить, за это он многим и нравится.
Отец рассказывает сыну, что он назвал его в честь апостола Андрея. Сын говорит, что отец это уже рассказывал сотню раз: и про косой крест, и про то, какой апостол был рыбак. Она не знает ничего про косой крест и дала себе обещание, что загуглит по возвращении в Москву. Она думает, что было вначале: рыбак или апостол. Конечно, рыбак. Можно ли родиться апостолом,