Кровавый знак. Золотой Ясенько. Юзеф Игнаций КрашевскийЧитать онлайн книгу.
изучить ближайшие связи и знакомства. Никто ему в этом помочь не мог, но его это не обижало. Был он из того рода людей, что, раз намотав на ус, не легко отказываются от своих соображений. Среди прочих пословиц он часто повторял и festina lente. Если в околице он спрашивал кого-либо о Мелштынцах и Спытках, все сбывали его молчанием и косым взглядом, как бы давая понять, что влез в неподходящий разговор, и остерегали его, чтобы не возобновлял его. Однако это не обескураживало Репешку, а так как это был человек мягкий и ничего не делал силой, шёл помаленьку к цели. Из этих исследований, на вид безрезультатных, ему всегда что-нибудь оставалось, а упорство, с каким ему отвечали молчанием, давало представление о важности этого предмета, которого никто коснуться не смел.
Почему Мелштынцы так горячо интересовали Репешку, догадывались из того, что о нём говорили в Бжеском, где каких-то Поцеев, попав в их дом, он окончательно подкопал и ограбил; думали, что он мог иметь те же намерения в отношении спокойной семьи Спытков. Может, и ошибались, потому что Репешко, сколько бы не вспоминал тех обедневших Поцеев, складывал руки, обливался слезами и говорил о них как об очень достойных людях, несчастная судьба которых обливает его сердце кровью. Не мог даже говорить о них долго, так дорого ему это стоило.
Решив все-таки пробить эту толстую завесу тайны, которая покрывала одинокий мелштынский замок, Репешко поступил очень ловко. Он нашёл одного человека, который бывал там в течение многих лет и, казалось, оставался в наилучших отношениях с усадьбой. Был им пробощ соседнего прихода, ксендз Земец, старичок, добрый человек, но неимоверно легковерный и легко дающий себя подкупить. Хотя в Мелштынцах был местный пробощ и викарий, ксендз Земец, раньше занимавший эту должность, из-за которой добровольно переехал в Студенницы, сохранил приятельские отношения с прихожанами, а иногда ездил туда на святую мессу в замковую часовню; говорили даже, что сам пан Спытек не исповедовался ни у кого другого, только у него. Ксендз Земец был ангелом доброты, но приближаясь к восьмидесяти годам, немного впал в детстве; Репешко его тем подкупил, что стоял в костёле на коленях перед хором, молился со сложенными руками, бил себя в грудь так, что по всему костелу было слышно, а иногда лежал крестом.
Целовал ксендзу руку и так его уважал, как никто из окрестной шляхты.
Правда, когда, поверив в это, старичок попросил немного дерева на поправку огорождения кладбища, пан Репешко отказал, но письмо, содержащее объяснение, было такое смиренное и так его оправдывало, что злиться на него было невозможно. Заметив, что ксендз Земец любит иногда играть в мариаш на здоровье душ, которым не откуда ждать помощи, а за этой своей игрой оживляется и болтает, пан Репешко начал к нему ходить после обеда на партию. Имел также выгоду в том, что это протягивалось до ужина, и что таким образом экономил в доме на излишней должности для готовки на одного человека.
За мариашем постепенно, невзначай он допрашивал старика.
Он был уверен в своём, потому что