Рождественские новеллы. О. ГенриЧитать онлайн книгу.
получают подарки, а сами ничего не дарят, и теперь они пытаются, пусть и поздно, загладить свою вину, чтобы исправиться к Новому году. Новогодний подарок – это, конечно, форменный обман, в нем столько же душевной теплоты, сколько в похвалах на страницах «Нью-Йорк сан».
Две дамы стоят у прилавка в магазине распродаж, ведут оживленную беседу, правда, в низком, злопыхательском тоне.
– Она прислала мне на Рождество, – говорит одна, – маленький старый никелевый подносик для визиток, а мне известно, что купила она его в лавке у одного афериста. Клянусь Господом, я и не думала ничего покупать для нее, но теперь-то мне нужно сделать ответный жест – что-то послать и ей за эту старую вещицу, но только не знаю, что именно выбрать для нее. Нужно подумать… ах, да! Теперь я знаю. Говорят, она была горничной в отеле «Святого Людовика» до того, как вышла замуж. Так я пошлю ей вот эту маленькую серебряную булавку с маленькой метелкой на ней. Интересно, хватит ли у нее ума понять мой намек?
– Надеюсь, что поймет, я даже уверена в это, – сказала другая. – Я вспомнила в связи с этим, как Джордж подарил мне на Рождество красивое новое манто, а я совсем забыла о подарке для него… Сколько стоят вон те роговые застежки для воротничка?
– Пятнадцать центов за дюжину, – отвечает продавец.
– Погодите, дайте подумать, – говорит, словно раздумывая, леди. – Да, я их возьму. Джордж всегда так добр ко мне. Дайте, пожалуйста, три застежки.
«Viva el rеу; el res esta memento!»[2]
Испанская фраза куда, на наш взгляд, лучше избитой французской, и она верна, хотя и старательно пересмотрена одним из самых надежных дилеров, связанных с таким яством, как толченая кукуруза с мясом и красным перцем. Старый год уходит, давайте встречать Новый. В счастливых домах Хаустона обитатели в легком танце проводят последние часы под пучками остролиста и омелы на стенах, а за ними, за этими стенами, собираются те, кто наследует нужду, нищету и заботы, те, которым Новый год не сулит ни большой радости, ни надежды.
Два молодых человека бредут по тротуару на Престон-стрит. Один поддерживает другого под руку, ведет его. Тротуар кажется средоточием лощин и излучин, он извивается среди пригорков, впадин и запутанных лабиринтов. Один из молодых людей думает, что он умирает. Другой в этом не очень уверен, но надеется, что его приятель не ошибается. Оба они – большие друзья по старому году, и им невмоготу видеть, как быстро он проходит, как бы им хотелось собрать все свои беды и печали в один мешок и бросить его в воду, утопить.
– Прощай, мой дорогой друг, – говорит тот, кто умирает. – Уходи, оставь меня умирать здесь, в этой безграничной прерии. Песок жизни высыпается, как и все остальное. Этот цыпленок с салатом сделал свое черное дело. Теперь я больше никогда не увижу ни мамочки, ни папочки.
– Боб, – говорит ему другой, – ты настоящий идиот. Не смей умирать. До этого города Хаустона осталось не больше десяти миль. Мы находимся на ипподроме Гарвея Вильсона и идем по кругу. Неужели твоя мать не воспитала тебя для страны?
– Нет, не
Да здравствует король; говядина в память!