Пути русской любви. Часть III – Разорванный век. Юрий ТоминЧитать онлайн книгу.
народного. Неестественные чувства. Легенды о жестокой любви. Чужие миры. Лихорадочные мысли. Ласковое женское слово. Чувство настоящего себя. Романтический склад души. Главное страдание. Сокровенное желание. Лакмусовая бумажка любви. Настоящая женщина. Исследование любви. Кошмары двойников
Французский дипломат и литературный критик граф Эжен-Мельхиор де Вогюэ в книге «Максим Горький», изданной в 1902 году, говорит о Горьком как всплывшем «со дна народного» таланте, любопытство к которому связано с проявляющейся в его произведениях «первобытной силой народа». Если это так, то, возможно, Горькому удалось сказать что-то по-настоящему новое, неискаженное, почвенное о русской любви. Но дотошный критик не видит новизны в изображаемых Горьким ярких персонажах – Макаре Чудре, который «говорит о жестокой любви кубанских красавиц», и бывшей красавице старухе Изергиль, десяток любовных историй которой как бы является продолжением древних легенд о несущей смерть любви гордецов и хладнокровно принимаемой жертвенной любви. Граф де Вогюэ обнаруживает в «неестественных, условных чувствах» горьковских героев следы внушения «отцов романтизма».
Выходит, не найдем мы у Горького метких зарисовок о русской любви? Не совсем так. Обратим внимание на то, что упустил из виду острый взор французского критика. Обжигающие любовные истории старухи Изергиль – все драмы да трагедии – слушает русский парень, молодой и сильный, но «мрачный как демон». Местные девушки-молдаванки его боятся, ему чужды их веселые хороводы, а старуха клеймит в его лице всех русских мужчин, как «рождающихся стариками».
Макар Чудра рассказывает запредельную драму цыганской любви молодому человеку, кочующему по миру, чтобы научиться жизни. И этот ищущий знаний о жизни и любви русский юноша обнаруживает, что есть два мира: в одном думают о жизни, учатся и учат других, но живут как рабы, а в другом не задаются вопросами, для чего живут и почему любят, а радуются жизни, расправляя крылья своей свободной воли как птица над степными просторами. Тогда нам становится понятно: то, что молодой Пешков открывает для себя в странствиях и затем описывает в высокохудожественных рассказах, было изначально в его душе, что в сладостных, головокружительных переживаниях ранней любви он уже сталкивался с этими двумя мирами – по-своему чуждыми и пугающими безднами.
Какой же выбор может быть у «здорового юноши, любящего мечтать о хорошем», стремящегося выбраться из всего, «медленного и грязно кипевшего вокруг», но запутавшегося в «лихорадочной деятельности мыслей»? Свой мотив самоубийства в девятнадцатилетнем возрасте Горький спустя двадцать пять лет попробовал объяснить в рассказе «Случай из жизни Макара», где герой чувствовал себя влюбленным в двух веселых, жизнерадостных, умненьких девушек, которые бы могли, сказав «ласковое слово», избавить его от «одиночества, тоски». Он считает, что «никому не нужен и мне не нужно никого», и, приготовив револьвер,