Одиночка. Несломленный. Михаил Анатольевич ГришинЧитать онлайн книгу.
политрук незначительно. Время было пополудни; на землю пала невыносимая жара: поникли травы, несмотря на то, что их коренья не переставали питаться живительными соками, не шелохнувшись, обвисли листья на деревьях, даже сами немцы предупредительно попрятались в тень, прекратив бесцельное шатание на поляне, возле кромки леса, когда неожиданно появился немецкий самолёт «Дорнье».
Это был двухмоторный лёгкий бомбардировщик, так называемый «Шнельбомбер» с двойным хвостовым опереньем. Он летел на бреющем полёте, едва ли не касаясь верхушек самых высоких сосен. Миновав русские окопы, самолёт круто развернулся, и, приняв необходимый угол для атаки, начал с рёвом пикировать. Бомбардировщик находился над территорией заставы, когда от него отделился пузатый продолговатый предмет, и со свистом рассекая тугой воздух, понесся вниз, беспорядочно кувыркаясь. Это не было похоже на авиационную бомбу и пограничники, затаив дыхание и не мигая, с недоумением и замешательством, стали наблюдать за ним.
– Бочка! – через несколько секунд ошалело выкрикнул Васёк, наконец-то распознав в приближающемся к земле непонятном предмете самую, что ни на есть безобидную вещь. Он приподнялся и с изумлением оглядел товарищей, поражённых этим обстоятельством не менее его: – Братцы, точно говорю… бочка!
Не успела первая бочка достичь земли, как следом за ней из нутра «Шнельбомбера» вывалилась вторая, а ещё через мгновение третья и четвёртая.
– Литров на двести, – вновь проговорил Васёк Гвоздев, не сводя завороженного взгляда с кувыркающихся в воздухе бочек, сглотнул слюну и потерянно, (потому что в этот миг в том месте, где упала первая бочка, неожиданно к небу полыхнул столб ярко-огненного пламени такой высоты, что следившие за бочками пограничники непроизвольно пригнули головы) договорил, – каждая.
Вскоре в той стороне полыхало пожарище такой силы, что жар от него буквально за какие-то несколько секунд достиг укреплений, где находились пограничники. Подгоняемый низовым ветром, огонь настойчиво подбирался к ним: горели деревья, травы, в раскалённом воздухе густо, словно грязный снег, летали серые хлопья сажи и копоти. Потом донеслось душераздирающее жалобное ржанье горевших заживо коней, как будто они на своём лошадином языке просили людей о помощи.
– Застава горит… – дрожащими губами, не сводя с бушующего пламени неистовых и потемневших от негодования глаз, глубоко запавших в сухие глазницы, с великим сожалением и тоской проговорил лейтенант Тюрякин. – Бочки с бензином скинули… сволочи. Будут нас теперь огнём и калёным железом выжигать. Только ни черта у них не выйдет… – чуть помолчав, сказал он решительно. – Сами будем рвать фашистскую нечисть зубами.
– Там фла-аг! – внезапно испуганным пронзительным голосом закричал рядовой Булкин, вытаращив свои белёсые, по девчачьи опушённые длинными ресницами ласковые глаза так, что больше уже некуда. – Как же так! Сгорит ведь!
Не медля ни секунды, он с удивительным для себя проворством, (забыв в этот