Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей. Александр СтепановЧитать онлайн книгу.

      Вздохнув, что разладилось у нас всё, я прикрыл её ноги простынкой и повернулся к Ждановой.

      Ленке я нарисовал на щеке цветок ромашки, вышел в общий проход и пошёл к кровати Женьке Панус. Что же ей нарисовать? ― подумал я. Нужно что-нибудь нейтральное, например, звёздочку. Так я и сделал: на правой щеке нарисовал звезду. В проход, когда я раскрашивал Женьку, вошёл Кузнецов. Он пальцем указал на себя, затем на Женькину соседку по проходу, спавшую с голой спиной.

      – Можно? ― беззвучно спросил он.

      – Укроешь её потом, ― шепнул я и, выйдя общий проход, протянул пузырёк Сашке.

      Только мои товарищи завершили работу, как в последнем проходе от нас, первом от входной двери, зашевелилась Ленка Токарева, звеньевая звена «Гэ». Пришлось быстро присесть на пол в проходе между кроватями. Влетели? Стучало сердце!

      Токарева присела на кровать. Она была без майки, но видели мы её только со спины. В туалет собралась, предположил я. Ленка дотянулась до своей рубашки, надела её, подошла к двери, разобрала баррикаду из табуреток и вышла.

      – В нашем деле главное ― вовремя смыться, ― шепнул мне Кузя, и мы с Сашкой выскочили за ним следом через аварийную дверь.

      Глухарёв со своими приятелями ожидали нас на крыльце аварийной двери.

      – Ну что там? ― поинтересовался Глухарёв.

      – Нормально всё. Пацаны, у вас пять-шесть минут, не больше, пока Токарева из туалета не вернётся.

      – Не, ты Токареву видел? ― прошептал Кузнецов, когда мы возвращались в палату.

      – И что? ― тихонько спросил я.

      – Я сбоку от неё сидел. Удачно сходили! ― подвёл он итог набега.

      ***

      Кузя и Сашка пошли в нашу палату подремать перед подъёмом, а я задержался в фойе. Мелькнула шальная мысль, а почему не попробовать? Стрелки часов над входной дверью в фойе показывали уже пять пятьдесят. А попадусь? Подумать жутко, что со мной сделают. Страшно? Да, страшно! Была, не была – пойду. Я глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и потянул на себя дверь к пионервожатым. Она легко подалась.

      Комната у вожатых небольшая. Кровати у стен. Большое окно, у кроватей ― тумбочки, между ними стол. Ирина Николаевна спала на правой кровати, отвернувшись к стене, а Лариса Семёновна ― на левой, тоже на правом боку, но получалось, что лицом ко мне.

      Я не плотно прикрыл дверь. Утешил себя, если сейчас проснутся и меня увидят, совру, что зашёл, чтобы таблетку попросить, зуб, мол, болит. Слева и справа от двери два шкафа, в простенке возле двери ― зеркало. Я увидел в нём своё отражение. Что за рожа, испуганная! ― разозлился я на себя и стал смелее.

      У кроватей на стульях одежда пионервожатых: под стульями их туфли, рубашки и юбки на спинках кроватей. Ирина Николаевна спала, отвернувшись к стенке, а Лариса Семёновна, подложив под щеку левую ладошку, ко мне лицом.

      Я осторожно вздохнул и открыл колпачок зубной пасты. Очень аккуратно прикоснулся к щеке Ирины Николаевны кисточкой. Она улыбнулась