Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник). Рафаэль СабатиниЧитать онлайн книгу.
меня, Лайонел. Мои страдания кончились или очень скоро кончатся. – И она улыбнулась той экзальтированной улыбкой, какой улыбаются мученики в судный час.
– Что вы хотите сказать? – изумился Лайонел.
– Что? – повторила она. – Разве не в наших руках возможность сбросить бремя жизни, когда оно становится слишком тяжелым? Тяжелее того, что повелевает нам нести Господь.
Лайонел только застонал в ответ. С тех пор как их принесли на борт каракки, он только и делал, что стонал. Если бы состояние Розамунды располагало к размышлениям, она бы поняла, какую слабость и беспомощность проявил он в час испытаний, когда по-настоящему достойный человек непременно постарался бы – пусть безуспешно – поддержать и ободрить ее, а не оплакивать собственные невзгоды.
Невольники внесли четыре огромных пылающих факела и вставили их в железные крепления, выступавшие из стены дома. По террасе задвигались мрачные красноватые блики. Невольники ушли, и вскоре в черной дыре дверного проема между неподвижными нубийцами выросла третья фигура. Это был Сакр-аль-Бар.
Он задержался в дверях и пристально посмотрел на Лайонела и Розамунду. Поза его дышала высокомерием, лицо было совершенно бесстрастно. Наконец он медленно направился в их сторону. На нем был короткий – до колен – кафтан, перепоясанный блестящим золотым кушаком, мерцавшим в свете факелов и при каждом шаге вспыхивавшим снопами огня. Ноги корсара, обутые в красные, шитые золотом турецкие туфли, были обнажены до колен, руки также оставались обнаженными до локтя. Его голову покрывал белый тюрбан, украшенный пером цапли и пряжкой, усыпанной драгоценными каменьями.
Сакр-аль-Бар подал знак нубийцам, и те молча скрылись, оставив его наедине с пленниками. Корсар поклонился Розамунде.
– Отныне, сударыня, – сказал он, – это ваши владения, где с вами будут обращаться скорее как с супругой, нежели как с невольницей. Ведь в Берберии крыши домов отведены женам мусульман. Надеюсь, вам здесь понравится.
Не в силах отвести взгляда от Оливера, бледный как смерть, Лайонел отшатнулся от сводного брата, который, казалось, в эту минуту не обращал на него ни малейшего внимания. Нечистая совесть заставляла его опасаться самого худшего, воображение рисовало тысячи казней, страх сдавливал горло, вызывая отвратительное чувство тошноты.
Что же касается Розамунды, то она встретила Оливера, выпрямившись во весь свой великолепный рост. И хоть лицо ее побледнело, оно было столь же спокойно и невозмутимо, как его; хоть грудь ее часто вздымалась, выдавая внутреннее волнение, во взгляде ее горело презрение и вызов, когда ровным, твердым голосом она ответила ему вопросом на вопрос:
– Каковы ваши намерения относительно меня?
– Мои намерения? – повторил корсар, и его губы искривила едва заметная усмешка.
Как ни был он уверен в том, что ненавидит Розамунду и стремится причинить ей боль, унизить, уничтожить ее, он не мог подавить в себе восхищение стойкостью, с которой она встретила