Паломничество с оруженосцем. Тимофей ЮргеловЧитать онлайн книгу.
как он наполняет его собой и даже начинает любить. И до чего было приятно хрустеть огурцом после обжегшей внутренности огненной горечи, наполнявшей его беспричинным ликованием, как и он ― мир.
– Сначала человек пьет молоко матери, а потом – водку, – проговорил после второй Алексей. – Это изрек один философ, – правда, ничего путнего он больше не родил…
– Ты же университет закончил. Я помню: в школе на олимпиадах первые места занимал… – начал издалека Андрей. – Как ты с твоей головой в этой дыре оказался?
– А город – не дыра? или Москва – не дыра? – с раздражением, скорее, на остатки собственной скованности отвечал Алексей. – Париж, Нью-Йорк, – все это большие дыры. Я бы еще дальше, на Алтай, уехал, если бы деньги были.
– Почему на Алтай? – спросил Борисыч.
– Там природа другая – горы… Так что лучше жить в маленькой дыре, чем в большой.
– Я тоже так считаю, – сказал Борисыч, цепляя на вилку целый груздь. – В деревне совсем другим человеком становишься, правда, Алексей?
– Нет, все-таки университет не за тем заканчивают, чтобы потом в глуши себя похоронить, – продолжал Андрей вызывать хозяина на откровение.
– Я даже больше скажу: диссертацию пишут не для… в общем, не для этого, – начал с подъемом Алексей, но вдруг осекся, очевидно, передумал развивать тему. – В городе у меня бессонница, голова болит – задыхаюсь там…
– А ты диссертацию написал? – удивился Борисыч, жуя скомканный пук лука. Он сидел с прямой спиной и повел себя немного чопорно, услышав, что Алексей бывший диссертант.
– Был грех, когда еще преподавал в универе, – сказал тот. Он навалился на стол локтями и походил сейчас на большую нахохлившуюся цаплю, поправлявшую очки.
– Какой предмет вел, если не секрет? – спросил Борисыч.
– Самый бессмысленный – философию.
– Что так? разочаровался? – проявил живой интерес Андрей.
– Да нет, как раз наоборот – в том-то и беда. Ученый должен относиться к своей дисциплине, как жрец к священной корове. Хоть она и священное животное, но можно иногда пинка дать, когда никто не видит. А я не мог: слишком всерьез все было.
– И какой ты философии придерживаешься? – снова спросил Андрей.
– Никакой уже. Смотрю просто на жизнь и жду, что будет дальше. И даже не жду, потому что все и так известно…
Разговор не получался: не хотел манихей вот так с наскока раскрываться, почти физически ощущалось его сопротивление говорить о чем-то серьезном. Андрей решил не припирать к стене: глядишь, сам разоткровенничается – а так еще дальше уйдет в себя. Он помнил эту черту школьного друга. Борисыч пустился в расспросы о возможностях бутылочного бизнеса "в здешних местах".
– Навряд ли что-то здесь соберете… А пойдемте на крыльцо, возьмем с собой водку, закусь. Погоды стоят отменные – что в избе париться? – предложил Алексей, и они, прихватив бутылку, рюмки, тарелки, вышли на крыльцо. Там расселись на ступеньках в порядке, который указал манихей.
– Огурцы