Достоевский. Его жизнь и литературная деятельность. Евгений СоловьевЧитать онлайн книгу.
Эти-то качества он, вместе с Константином Аксаковым, называл «высоким образованием народа нашего», эти-то качества и заставляли его верить в народную правду, вечно святую, никогда не преходящую, хотя и загрязненную, забитую. Конечно, не одни детские воспоминания виноваты в этом; но нельзя отрицать и того, что они играли, быть может, первенствующую даже роль. Сам Достоевский, по крайней мере, на стороне последнего мнения. «Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, – говорит он, – не может и жить человек. Иной, по-видимому, о том и не думает, и все же эти воспоминания бессознательно да сохраняет, и при этом самые сильнейшие и влияющие воспоминания, почти всегда те, которые остаются из детства».
Но вот еще эпизод, тоже из области общения с народом, относящийся к описываемой эпохе. «Мне было всего еще 9 лет от роду, – рассказывает Достоевский, – как, помню, однажды, на третий день Светлого праздника, все наше семейство сидело за круглым столом, за чаем, и разговор шел как раз о деревне. Вдруг отворилась дверь и на пороге показался наш дворовый человек, Григорий Васильев, сейчас только из деревни прибывший. В отсутствие господ ему даже поручалось управление деревней, и вот вдруг, вместо управляющего, всегда одетого в немецкий сюртук и имевшего солидный вид, явился человек в старом зипунишке и лаптях. Из деревни пришел пешком, а войдя, встал в комнате, не говоря ни слова. „Что это? – крикнул отец в испуге. – Посмотрите, что это?“ – „Вотчина сгорела-с!“ – пробасил Григорий Васильев. Описывать не стану, что за тем последовало. Отец и мать были люди небогатые, трудящиеся – и вот такой подарок к Светлому дню! С первого страху вообразили, что полное разорение, бросились на колени и стали молиться; мать плакала. И вот вдруг подходит к ней наша няня, Алена Фроловна, служившая у нас по найму, вольная то есть. Всех она нас, детей, взрастила и выходила, была она тогда лет 45-ти, характера ясного, веселого и всегда нам рассказывала такие славные сказки! Жалованья она не брала у нас уже много лет: „Не надо мне“, и накопилось ее жалованья рублей 500 и лежали они в ломбарде – на старость пригодятся, – и вот она вдруг шепчет маме: „Коли надо вам будет денег, возьмите и мои, а мне что, мне не надо…“
Быть может, 9-летний Достоевский и не совсем ясно понимал в то время, что это значит отдать 500 рублей, которые «пригодятся на старость», но впоследствии, когда этот эпизод всплыл на поверхность души, он послужил немалым аргументом в пользу основной точки зрения нашего великого писателя. Достоевский никогда не отрицал, что народ груб, невежественен, звероподобен; но он знал (и еще больше – верил), что подо всем этим таится высокая душа, таится народная правда, краеугольный камень которой – сочувствие страданию и самопожертвование. И эти детские эпизоды, к которым он постоянно возвращается, ни на минуту не выходят у него из головы, раз ему приходится говорить или писать о народе. Это-то и есть «великое и святое», без чего «не может жить человек».
Но – к рассказу. учить детей стали очень рано.