Жизнь и смерть. Самые важные вопросы детской литературы. Ольга БухинаЧитать онлайн книгу.
не умерла, а только спит и может быть разбужена поцелуем жениха, как и положено в классической сказке о спящей красавице. В «Сказке о царе Салтане» (1831) обреченные на смерть в бочке, пущенной по волнам, царица и будущий князь Гвидон, конечно же, не погибают; все в конце концов устраивается и кончается всеобщим счастьем. Но романтизм с его тягой к смерти все же не сдается достаточно долго. Одни из последних отголосков романтического символизма в теме смерти отразились в пьесе Мориса Метерлинка «Синяя птица» (1905). К этому произведению, ставшему благодаря знаменитой театральной постановке Станиславского исключительно важным в контексте русского (вернее, советского) детства, мы еще не раз вернемся[9].
Американская литература девятнадцатого века поначалу следует английским романтическим образцам: дети в ней умирают от чахотки и лихорадки, типичных заболеваний того времени. В романе Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» (1852) умирает не только главный герой, но и маленькая Ева, настоящий ангел во плоти. Во второй части знаменитого романа Луизы Мей Олкотт «Маленькие женщины» (1868–1869) умирает в возрасте восемнадцати лет одна из сестер Марч, Бет. Но постепенно американская литература начинает действовать в ином «модус операнди»: теперь она старается избегать темы смерти – зачем заранее расстраивать детей и самим расстраиваться. Если кому и суждено умереть, так это злым колдуньям Востока и Запада в «Удивительном волшебнике страны Оз» (1900) Фрэнка Баума. Положительным героям умирать ни к чему.
Европейская и американская детская литература первой половины двадцатого века старается обращаться со смертью осторожно – и родителям, и писателям (а потом и педагогам, и психологам) кажется, что детей надо оберегать от «правды жизни». Они еще успеют узнать, почем фунт лиха, а пока пусть живут беспечной, радостной детской жизнью, отгороженной от реальности высоким забором хороших и добрых детских книг. Конечно, в этом заборе полно то ли калиток, то ли проломов – сирот, только в самом конце книжки обретающих родных или приемных родителей, не говоря уже о героях, гибнущих «за други своя», спасая Отчизну от лютого врага.
Тема героя-ребенка и героя-подростка особенно пышно расцветает, например, в литературе советского периода – от Павлика Морозова до Зои Космодемьянской в их посмертном, книжном существовании. Дети – герои книг гибли за идею, которую новое Советское государство хотело вложить в головы детям-читателям.
Поворотным пунктом в обсуждении смерти в книге для маленьких детей в американской литературе стала «Паутинка Шарлотты» (1952) Э. Б. Уайта, о которой мы поговорим подробнее. Вторая мировая война, а потом и наступление нового, двадцать первого века радикально изменили множество привычных установок, в том числе и отношение к смерти в детских книгах. Все же первой к теме смерти во всей ее серьезности обратилась, вероятно, скандинавская литература, которая попыталась объяснить, что это такое, на понятном детском уровне, рассчитанном и на совсем маленьких, и на тех, кто постарше. Как много раз подчеркивала переводчица с норвежского Ольга Дробот, нет
Впервые пьеса была поставлена К. С. Станиславским в Московском художественном театре в 1908 году и с тех пор не сходит со сцены более ста лет.