Ясак. Владимир Дмитриевич ОкороковЧитать онлайн книгу.
е Дунька, Степанида? Куда все подевались? – Он пытался сосредоточиться, но еще медленно и с трудом соображая, не мог уловить, хаотично роившиеся в его голове мысли.
Голова трещала, мутная пелена в глазах, после браги правда исчезла, но сердце все еще колотилось с такой отчаянной быстротой, что казалось вот-вот, выпрыгнет из груди.
Неделю назад в Тобольск из Москвы прискакал вестовой, с важным донесением, от самого царя-батюшки Михаила Федоровича.
Гонец, как выяснилось, принадлежал к знатному и древнему роду Голицыных. Пусть и не встречал его воевода раньше, в столице, уж очень многочисленным было их семейство, но фамилия говорила сама за себя. Да и не послал бы государь к нему абы кого.
Иван Семенович Куракин, хоть был в опале, и сослан в этот захудалый сибирский городок, против своей воли, однако чин имел боярский и титул княжеский.
Встретил Иван Семенович посыльного хлебосольно и приветливо. То ли давно соскучился по общению с людьми благородного сословия, к тому же оказавшемуся хоть и дальней, но все же родней, то ли просто время подошло, но ушли они вместе с гонцом в глубочайший запой, аж на целую неделю.
И неизвестно, сколько бы еще продолжали князья бражничать, если бы стряпуха Степанида, вместе с глухонемым конюхом Ефимом, не уговорили казаков, сопровождающих вестового князя и давно уже тоскующих по родному дому, втихомолку, украдкой увезти его обратно, в Москву.
Погрузив пьяного, князя Голицына, в возок вместе с бочонком водки, казаки радостно отправились восвояси.
***
Государству российскому для торговли с иноземцами срочно нужны были меха – мягкая рухлядь или, как ее еще называли, «ясак». А, как известно самые богатые, неосвоенные еще, пушные леса находились между Обью и Енисеем. Но поскольку ходить туда промысловикам было далековато, да и постоянно возникающие стычки между различными туземными племенами препятствовали пушному промыслу, то решил Иван Семенович отправить к Енисею сотню служилых людей, дабы заложить там острог Тунгусский и подчинить, те народы дикие, государству российскому. А на дворе уже был 7126 год от сотворения мира.
Воевода не посмел бы, без царского на то ведома, отправить отряд к Енисею и потому попросил высочайшего разрешение. Уж неизвестно сам ли государь это решение принял или надоумил кто, но только план его был одобрен. Более того велено было ему, воеводе Куракину, направить отряд казачий к Енисею не позже нынешнего года, о чем и в Указе царском, что Голицын привез, писано было.
Раздражать, ни государя, ни думских бояр Куракину не хотелось, в душе все же он надеялся на царскую милость и возможность, когда-нибудь снова, вернуться в столицу. Он понимал, что время пусть еще окончательно и не упущено, но уже поджимает. Ведь весна-то, вот она, совсем не за горами и если в этом году, как того хочет государь, отправлять к Енисею отряд, то стоит очень поторопиться.
А ведь это не так просто, надо строить струги, дощаники, а самое главное для руководства экспедиции нужны преданные люди. Хорошо хоть, что перед тем как запить с Голицыным горькую, воевода распорядился послать в Пелымь вестового, к сыну боярскому, Петрушке Албычеву, с требованием немедленно явиться в Тобольск с отрядом казаков.
.***
Подьячий Агафон, запыхавшись и отдуваясь, несмело протиснулся в трапезную воеводы. Наскоро перекрестив лоб, он скороговоркой поведал Ивану Семеновичу, что ночью в Тобольск прибыл из Пелымского острога казачий отряд, во главе с сыном боярским Петькой Албычевым, да с ним промышленных людей человек сорок.
Собиравшийся было плотненько позавтракать, Иван Семенович оттолкнул медное блюдо с жареным гусем, помедлив, все-таки выпил кружку холодной медовухи и поднялся из-за стола.
***
Хоть и люты еще в феврале сибирские морозы и снежные сугробы, кое-где, достигают по целому аршину с гаком, но приближение весны уже чувствовалось. День стал значительно длиннее и ярче, снег потемнел и зачерствел. Солнце днем, почти по-летнему припекало, вселяя в души жителей Тобольска, переживших еще одну суровую сибирскую зиму, надежду и ожидание чего-то нового, необычного и радостного.
В длиннополой шубе крытой малиновым бархатом и собольей шапке-боярке, в сопровождении подьячего, Куракин, пешком направился к приказной избе.
Несмотря на ранний час на площади уже было весьма многолюдно и завидев воеводу многие горожане снимали шапки и кланялись ему в пояс. Народ уважал московского боярина. Все жители Тобольского острога знали, что попал сюда князь не по доброй воле, а сослан был царем Михаилом Федоровичем по навету злых людей из их же боярского сословия.
В глубине души Куракин понимал, что причины для его опалы, мягко говоря, у царя и бояр были, а ссылка в далекую Сибирь, все же не самое суровое наказание, за измену и предательство. Слава Богу, хоть жив остался.
Еще совсем недавно боярин князь Иван Куракин был на Москве человеком известным и влиятельным. Занимал при дворе солидные должности и входил в десятку самых знатных и богатых людей России. После свержения Васьки Шуйского, он вместе со своим лучшим