Юридические конструкции и символы в уголовном праве. О. Е. СпиридоноваЧитать онлайн книгу.
ним конкретного общественного отношения»[104]. Н. И. Коржанский предложил именовать данный объект видовым, полагая, что непосредственный объект – это уже нарушенное, измененное отдельным преступлением общественное отношение[105]. Иначе считает В. Я. Таций, упрекнувший Н. И. Коржанского в том, что «он фактически подменяет непосредственный объект как элемент состава преступления объектом преступного воздействия», конкретным общественным отношением[106]. Представляется, что в конечном счете дело не в обозначениях, а в сути вопроса: действительно, существует объект – элемент состава соответствующего вида преступления, и объект, фактически нарушаемый преступлением. Так, кражи создают опасность состоянию принадлежности имущества лиц независимо от форм собственности, которым в соответствии с Конституцией Российской Федерации должна быть обеспечена равная уголовно-правовая охрана. Фактически же в результате конкретной кражи причиняется вред собственности государственной или общественной организации, собственности религиозной организации или акционерного общества и т. д.
Деление составов преступлений на большие группы осуществляется, безусловно, с учетом, в частности, родового объекта. «Родовой объект служит основанием для построения системы Особенной части, позволяя разделить все преступления на большие группы, объединяемые в самостоятельные главы УК»[107]. Некоторые ученые в качестве основания деления преступлений по главам, помимо родового объекта, называли и иные классификационные признаки (субъект преступления, антисоциальные побуждения). Но и они не отрицали того факта, что «главным и решающим признаком выступает объект посягательства…»[108] В. К. Глистин также считал классификацию в действующем уголовном законодательстве смешанной, «естественно-искусственной», чему свидетельством, как он писал, служат нормы о должностных преступлениях, расположенные в разных главах Кодекса, или группа воинских преступлений, «объединяющая в себе едва ли не все «родовые» объекты общеуголовных посягательств». Однако он резонно полагал, что законодателю следует придерживаться теории «сущностной систематизации норм на основе родового объекта»[109].
Следует заметить, что родовой объект, а точнее – его важность, сказывается на решении третьей задачи. «Как правило, последовательность расположения глав в Особенной части определяется значимостью родового объекта посягательства»[110]. Действующему уголовному законодательству известны отклонения от этого правила (например, группа преступлений против военной службы расположена на предпоследнем месте в Уголовном кодексе, что отнюдь не свидетельствует об относительной маловажности нарушаемых такими деяниями общественных отношений). Подчас законодатель меняет свое представление об относительной ценности охраняемых уголовным правом общественных отношений (скажем,
Курс советского уголовного права: В 6 т. М., 1970. Т. 2. С. 125.
Советское уголовное право. Общая часть. М., 1969. С. 108.
119 Советское уголовное право. Особенная часть. М., 1988. С. 17; см. также: Советское уголовное право. Часть Особенная. М., 1983. С. 8.