Босиком по 90-м. Иван ЛюбенкоЧитать онлайн книгу.
армянки в белом, застиранном халате. Стрижка стоила недорого, но детей чаще подстригали дома ручными механическими машинками. Была такая и у нас. И хоть я всегда просил маму сделать «канадку», она всякий раз старательно оболванивала меня, оставляя только чубчик, похожий на пучок редиски. А сейчас, когда мы заняли очередь к парикмахеру, я радостно отстукивал по дверному косяку металлическими номерками мелодию собачьего вальса, предвкушая настоящую взрослую «канадку», такую, как у моего любимого брата. Он был старше меня на целых пятнадцать лет, и я во всём старался походить на него. Наверное, поэтому я вставил в самодельный медальон его фотографию и тайно носил под школьной сорочкой. Но учительница заметила белую нитку и, решив, что это православный крестик, вызвала в школу родителей. Правда, на следующий день недоразумение благополучно разрешилось.
Скоро заветное желание исполнилось, и моя голова, слегка пахнущая машинным маслом, обрела долгожданный вид.
Главным в бане был Петрович – молчаливый, однорукий старик, которого звали по отчеству. Про него рассказывали, что во время войны, командуя ротой, он получил тяжёлое ранение и попал в плен. Родина «наградила» боевого офицера десятью годами лагерной каторги. Но, несмотря на это, он пользовался уважением, и я никогда не слышал, чтобы во время его дежурства случилась пропажа или возникла ссора. Если кто-то подолгу засиживался, банщик вежливо напоминал, что за дверью ожидает слишком большая очередь. В помывочной не хватало тазиков, часто засорялся сток, и лужи мыльной воды соединялись в одно большое рукотворное море. Мужики звали Петровича и он, вооружённый длинной, как копьё Дон-Кихота, проволокой, устранял затор. В жарко натопленной парной пахло мокрым гнилым деревом и почему-то варёными картофельными очистками.
Отмыв накопившиеся за год грехи, мы лениво одевались, заворачивали в газету вещи, наполняли ими авоську и, немного остыв, выходили на свежий морозный воздух.
Я помню, как в тот вечер с тронутого синевой неба слетала снежная манная крупа, засыпавшая землю, крыши одноэтажных домов и редкие автомобили. Сонные деревья низко кланялись нам, сбрасывая с ветвей самый чистый в мире советский снег. Я намеренно отставал от отца, пытаясь ступать за ним след в след. Но мне удавалось сделать всего несколько шагов, затем я путался, сбивался и пробовал начать снова. Папа оборачивался, и, глядя на моё бессмысленное занятие, улыбался. На его раскрасневшемся лице читалась доброта и здоровье.
Общественный транспорт, как и весь народ, жил по расписанию, и очень скоро, к остановке подкатил тупоносый, глазастый и вечно пыхтящий «ЛАЗ». Распахнув с шумом складные двери, он гостеприимно пустил нас внутрь. Аромат смолистой хвои и абхазских мандарин успел прочно обосноваться в салоне автобуса за последний предпраздничный день. Две юные девушки в схожих пальто сельмаговских расцветок заразительно