Ангел для Нерона. Дочь зари. Натали ЯкобсонЧитать онлайн книгу.
из них звали Денницей. Он восстал против бога, создавшего его и пал на землю, чтобы теперь искушать и изводить своим злом всех, кто поклоняется богу, в которого верит вся эта община.
Октавия невольно сопоставляла услышанное с тем лицом, похожим на золотую маску, вид которого ее обжигал. Сейчас память о нем перестала быть болезненной. Ей грезилось, что она держит его в руках, как маску сделанную из золота, и та скалится на нее то в трагическом, то в комическом оскале, как маски актеров. А кто-то снаружи на улице зовет ее, требуя, чтобы она покинула собрание христиан. Но его зов бессилен.
Христиане! Октавия услышала это название впервые от бывшей рабыни по имени Ликия, которая хвасталась тем, что одной из первых вступила в общину. Это была приятная на вид молодая женщина с медными вьющимися волосами.
– Таких общин по Риму еще много, – шептала она на ухо новообретенной подруге. – Мы не единственные в городе, но Петр проповедует только у нас.
Проповедует! Интересное слово. Октавия поняла, что проповедовать это значит говорить о малопонятных вещах, постепенно растолковывая их. Так Петр говорил о падении ангелов, о губительной красоте Деннице, о его бесконечной силе здесь, на земле.
– Вот, чьей жертвой я стала, – вслух подумала Октавия, но Ликия сделала ей знак молчать. После проповеди Петр совершал странный обряд с хлебом и вином. Ликия назвала его причастием.
– Тебе пока нельзя, – шепнула она Октавии. Однако, когда все разошлись, они с Петром остались одни, не считая десятка людей, запуганно взиравших на гостью.
– Ты совсем, как он, – Петр снова осматривал ее лицо. – Но это не значит, что тебя нельзя спасти.
Сама Октавия считала, что ее спасти нельзя. Боль и огонь засели где-то в глубине нее, как спящий дракон, который набирается сил для новой атаки.
– Кто я, если не ваш ангел зла? – прошептала она, когда Петр поднес чашу с водой и провел крест-накрест по ее волосам, повторив вслух ее имя и какие-то молитвы.
– Ты не он! Пока! Ты такая же дочь бога, как все другие.
– Всех остальных не жжет огонь изнутри. Они живут и дышат свободно, даже если они рабы. А внутри меня как будто тюрьма, в которой заточено пламя. И оно меня сжигает… изнутри.
Другие члены общины не смели к ней приблизиться. Рядом был только Петр. Ликия ушла.
– Ты говоришь, что мои страдания могут быть из-за лица… – Октавия посмотрела в упор на Петра. – Лица ангела зла, которое я ношу, потому что оно с рождения мое.
Не маска из золота, которую во снах она держала в руке и которая усмехалась ей, а ее собственное лицо. Его не снять, как маску. Его можно содрать только вместе с кожей.
Октавия молча следила за тем обрядом, который Ликия назвала причастием. С ним вроде бы отпускались все грехи, и человек очищался от зла. Это был всего лишь кусочек хлеба, смоченный вином, и все члены общины принимали его спокойно. Но едва Петр вложил его ей в рот, как язык обожгло. Октавия