Привидения русских усадеб. И не только…. Александр ВолковЧитать онлайн книгу.
слышал ли Чехов «суеверные» легенды о колокольном мане?
Да, он умел нагнать страху! Чего стоят хотя бы таинственные пейзажи из повести «Степь» (1888): «А то, бывало, едешь мимо балочки, где есть кусты, и слышишь, как птица, которую степняки зовут сплюком, кому-то кричит: “Сплю! сплю! сплю!”, а другая хохочет или заливается истерическим плачем – это сова. Для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине, Бог их знает». Действительно, кто их слушает? Может, те внушающие подозрение фигуры, что стоят на холмах, прячутся на курганах, выглядывают из бурьяна? Или тот, кто среди монотонной трескотни, тревожа неподвижный воздух, издает удивленный крик «а-а!»? Или туманные, причудливые образы, громоздящиеся друг на друга в непонятной дали? А вдруг это убитый разбойниками купец, гуляющий по степи? «Зачем ему гулять? – успокаивает обозчиков Пантелей. – Это только те по ночам ходят, кого земля не принимает. А купцы… мученический венец приняли». Степные чудища, как и весь мир призраков, вряд ли имеют отношение к людским страданиям.
Позднее Чехов сосредоточился на этих страданиях и уже не обращался к пугающим образам. Знаменитый призрак, несущийся в черном столбе через поле, из рассказа «Черный монах» (1893) привиделся Чехову во сне, как о том вспоминал его брат Михаил («Вокруг Чехова»). На первый взгляд он ужасен – автор использует те же психологические приемы, что и Тургенев в «Кларе Милич» (бледное худое лицо, лукавая улыбка), – но ужас развеивается после близкого знакомства с монахом. Привидение любезно объясняет свой визит писателю Коврину: «Я существую в твоем воображении, а воображение твое есть часть природы, значит, я существую и в природе», а затем вступает в нескончаемый диалог о судьбе гения.
Вот чем обернулась миссия русских привидений! А без миссии никак нельзя. Без нее повествование о призраке будет выглядеть суеверным бредом, а не бредом клиническим, как у Коврина. Теперь внимание Чехова уделено, во-первых, легендам о больных девушках, слышащих пение ангелов, – по словам его брата, он находил в них «что-то мистическое, полное красивого романтизма», – а во-вторых, квазинаучным дискуссиям о миражах и «преломлениях лучей солнца через воздух» в качестве причины возникновения привидений. По воспоминаниям К.С. Станиславского, в своей ненаписанной пьесе Чехов планировал вывести на сцену тень или душу женщины, скончавшейся вдали от двух влюбленных в нее героев. Два приятеля и соперника наблюдают белый призрак, скользящий по снегу. Типично тургеневский финал…
Привидения Серебряного века
Последние дореволюционные шедевры в сфере мистики суждено было создать И.А. Бунину и Л.Н. Андрееву. Ранний Бунин, воспевавший заброшенные русские усадьбы, «родной мир» своих «отцов и дедов и всех их далеких дней» («Думая о Пушкине», 1926), неоднократно поднимал тему привидений. Его первое стихотворение, написанное в восемь лет, посвящалось «духам в горной долине, в лунную полночь». Сюжет был выбран вопреки наставлениям воспитателя маленького Вани, напиравшего на злободневность и остроту. Умница