Мастер сахарного дела. Майте УседаЧитать онлайн книгу.
Он хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы он исчез – и погрузиться в свою боль, но, смахнув слезы, провожаемый печальным взглядом Мар, поднялся.
– Пойдем, Мар, – обратился он к ней, подав ей руку.
«Чтобы страдать меньше, нужно пострадать», – когда-то давно сказала ей донья Ана.
И лишь в день, когда ее не стало, Мар поняла весь смысл этих слов.
Тогда же в знак скорби они вместе с отцом повязали на руку черную ленту и сопроводили духовника до борта корабля. За ними молча плелась обессиленная и убитая горем Баси. Под нависшим над их головами свинцовым небом, под завывавшим в ветровых черпаках ледяным ветром, под треск пенившейся под килем воды повторилась вчерашняя сцена. Сломленный горем утраты, стоявший рядом доктор Хустино выглядел на десяток лет старше. Родители же Пабло, окруженные тремя маленькими детьми, стойко продержались всю молитву духовника, пока их сына, окутанного одним с доньей Аной саваном, не сбросили в его вечный дом, находившийся теперь в глубинах океана.
Глава 12
Первый класс, казалось, болезни даже не заметил. Пока пассажиры других палуб сражались за жизнь, он следовал размеренному ритму фортепианных концертов и вечерних чаепитий. Смерть доньи Аны не вызвала во Фрисии ни малейших переживаний, и единственное, что ее волновало, – это состояние доктора Хустино: не скажется ли такая утрата на его способности исполнять в асьенде свои обязанности. Стоя на корме, она беспокоилась о белизне своих перчаток больше, чем о происходившем на нижних палубах. К ним она не испытывала ни тени сочувствия.
Да и зачем? Сострадание открывает дорогу к слабости, и если уж Фрисия чего и боялась, так это собственной уязвимости. Растрачивая себя на милосердие и сожаления, суровости своих ранних лет жизни она бы не перенесла. Сомнения, считала Фрисия, были не чем иным, как балластом, от которого следовало избавиться, пока он не утянул на дно.
С первым в своей жизни душевным разладом она столкнулась в возрасте восьми лет, когда жила в приюте. Фрисия тогда души не чаяла в своей сестре Аде: она старалась перенять ее походку и поджимала, как та, губы, когда о чем-то задумывалась. Рядом с ней сиротство казалось не таким уж и страшным. Держа ее за руку, Фрисия как бы во весь голос заявляла, что она в этом мире не одна.
Ее стремление показать всем свою удачу вызывало зависть и обиды, и несколько раз Фрисию закрывали в темном подвале для угля, куда не проникал солнечный свет и где полчищами разгуливали крысы размером с кролика.
Ада не сделала ни единой попытки уберечь Фрисию от этого кишевшего чудовищами угольного заточения, и переживание покинутости было для Фрисии куда более страшным, чем пробегавшие чуть не по ней крысы. Тогда она поняла, что наличие семьи еще не давало ни любви, ни защиты.
Через несколько лет они покинули приют и устроились служанками к одному сеньору, который днями изготовлял чучела животных, а ночами избивал жену. За толстыми стенами того дома Фрисия усвоила второй жизненный урок: в распределении сил они занимали то же место, что и собаки. Дни их