Тайны Агафонихи. Сергей Николаевич БольшаковЧитать онлайн книгу.
от своей родственницы всем своим видом: формой ствола, листвой, а главное, древесиной. Ольха обыкновенная была почти прямоствольным деревом с серой корой и мелкими простенькими листиками, которые, казалось, не очень прочно держатся на ветке. Ее ветки ломкие, хрупкие, обламывающиеся под собственной тяжестью даже при слабом ветре. «Чёрная» же ее сестра выделялась кривостволием и совершенно иной кроной, формируемой рифлеными листьями, лишь отдалённо схожими с листьями обыкновенной ольхи. Считалось, что «чёрная» ольха —дерево Болотея, и растёт оно только в соседней с Агафонихой Шихе. Старожилы Верхнеситья рассказывали легенду о том, как девушка по имени Шиха отправилась в лес за ягодами и забрела в здешние глухие места. Испугалась, думала, никогда не выйдет к людям, но, на её счастье, встретилась с Агафоном, добрым, отзывчивым юношей. Он пожалел девушку, вывел её из леса к Сити, рассказал, как выйти к поселению людей и дал при этом обещание, что навсегда отделит тёмный еловый лес от леса светлого – лиственного. А чтобы леса не смешивались, назовёт «тёмный» лес своим именем, а «светлый» – именем девушки. С той поры, несмотря на то, что леса стоят бок о бок, но, как в Шихе не растут ёлки, так и в Агафонихе трудно встретить берёзу, осину, или ольху.
В далёкие времена имя Шиха было достаточно распространенным в округе, а вот Агафонами мальчиков не называли. Говорят, что боялись того, что, навсегда отделив свой лес от леса девушки, Агафон тем самым обрёк себя и всех носителей имени на одиночество и безбрачие. Жители окрестных деревень помнили об этой легенде и твёрдо верили, что Шиха, несмотря на большую заболоченность, лес – «светлый». А Агафониха – «тёмный», нехороший, связанный с Болотеем. А чтобы придать этим поверьям больший вес, говорили, что Агафон – сын Болотея, и, чтобы отдалиться от родителей, сын решил сделать столько добрых дел, сколько будет достаточно для полного разрыва с отцом. Потому-то он и принял крещение, став Агафоном. Какое имя юноша носил прежде, никто не знает.
Часть I. Глава 2. Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты!
Иван Журавлёв слыл в Малых Смёнках человеком отчаянным и шебутным. Был молод и горяч, как говорится. Если где какая заваруха, скандал, драка он везде – первый. Отец недовольно ворчал, глядя на жизнь сына, чесал в бороде: «Что из парня получится!?» Вроде, жизнь для потомка мужик налаживал долгие годы, старался. Двупоставную мельницу построил: один уровень – мельница, другой – толчея. Уважаемые хозяева —Журавлёвы. Род их давно окреп, разросся. Двоюродные братья, что в Литвинове, что в Задорье, зажиточное хозяйство имеют. Особенно те, которые в Задорье.
Как стали помещики «скидывать» землю, которую не могли обслужить, купили тамошние Журавлёвы солидный кус, стали настоящими, крепкими землевладельцами. В округе их стали даже помещиками называть. А что? По крепости, по широте не уступают братаны многим нынешним дворянам, и даже с прежними могли бы потягаться. Тамошние племяши на дворянок посматривают, им крестьянки уже неинтересны. А мой охламон только и может драться да хулиганить. Всех и интересов.
Предложил ему как-то поехать вместе в Кой на ярмарку, так сказал, что нет желания, что если нужда есть что-то продать, так ближе в Лаврово в базарные дни выбраться. Близко, и выручка ничуть не меньше. В Кою же – одна суета. Целый день потеряешь, лошадей загонишь, а на поверку привезешь домой пару бумажек да рупь с полтиной серебром. Ведь и не поспоришь с парнем! Какие ноне ярмарки, базары? Советы у власти!
Деревенские надеялись: перебесятся города Петроград с Москвой и угомонятся. А столицы вернутся к нормальной жизни – вся Россия успокоится. Хватит уже кровь мужикам пускать. С немцами, австрийцами сцепились, отвели душеньку! Раком страну поставили. Теперь вот друг друга лупцуем почём зря, конца-края не видно! Моему Ваньке пора скоро придёт, в строй поставят, а там кто знает, куда-зачем!
Словно сердце чуяло беду, посыльный привез распоряжение из уездного Кашина четверым парням из Малых Смёнок явиться в течение пяти дней для прохождения воинской службы. Вот как теперь быть, что делать? Переживает отец, мать места себе не находила и без этого, а теперь что? Ванька-то никак не реагирует, вида не подаёт, но заметно, что и у него душа не в покое. А тут ещё вести пришли, что смута в Ярославле и в Рыбинске. Значит, война вот уже совсем рядом. До Пищалкина рукой подать, а там по железной дороге полтора-два часа – и вот он, Рыбинск! В Бежецке, рассказывают, тоже смута, Красный Холм тревожится, а он вовсе под боком, пешком напрямую пара перекуров. В Сонкове у железнодорожного моста взорвали эшелон с боеприпасами, которые везли повстанцам в Рыбинск и Ярославль. Вот вам и Советская власть. Дождались, здравствуй! Царь им мешал, подавай революцию! Горло драли все, кому не лень. Доорались, мать их в дышло! Так и думал, что ничего хорошего не будет.
Под вечер объявился Ванька, сказал, что в Кашине, вроде, спокойно, надо ехать. С ним в кампании братья Егор да Митька Зубачёвы и ещё Пашка Яшин.
– Не маловато ли четверых? Грозились не экономить, собирались брать всех без разбора, – то ли сказал, то ли задал вопрос сыну Тимофей. – Вы там, робяты, держитесь друг друга. Может, и не печалью, а радостью дело обернётся? Не вы первые, не вы последние! Нашему поколение выпадал солдатский жребий, теперь ваш черёд.
– Ничего,