Пейзаж с отчим домом. Михаил ПоповЧитать онлайн книгу.
льготной авиарейс. Там, в Берне, они кинули пенс – «фамильный» талисман Кайи Пенсы: выпадет орёл – махнут направо, во Францию, а решка – налево, в Австрию. Выпала Вена. Ульяна вначале пожалела – она предпочла бы Париж, но потом восприняла случайность не иначе как удачу.
В австрийской столице она впервые увидела то, что доселе знала лишь по репродукциям, притом не всегда качественным – работы Ван Дейка, Вермеера, Дюрера, Рубенса… Но особенно поразил её Брейгель – «Охотники на снегу». И не только потому, что прежде знала это полотно лишь по открытке. Что-то загадочное и одновременно знакомое, точно давно забытое или будто предстоящее – вот что увиделось ей. А ещё, наверное, вселил неожиданную тревогу буклет: репродукция «Охотников» была поваплена алым пятном – эмблемой выставки.
В Вене было хорошо и интересно, но Кайя, неугомонная натура, потянула подругу дальше. Причём как? Откровенным лукавством. Кайя заявила, что с пенсом она смухлевала – он упал орлом, стало быть, им надо в Париж. Ульяна недоверчиво покачала головой: она же своими глазами видела, что монетка пала решкой. Тогда Кая, напомнив, что она Пенса, села на газон и бесцеремонно опрокинулась навзничь:
– Теперь-то ты видишь, что орлом!
В Париже они побывали везде, куда хватило сил и денег: Лувр, Эйфелева башня, остров Сите… Само собой, не обошли Монмартр – мекку художников. Тут Ульяна не удержалась. Она подошла к юной художнице, что кропала простенькие профили, попросила карандаш и в считаные минуты набросала её портретик.
– О-ля-ля! – восхитилась та, округлив глаза. – Откуда вы?
– Swedish, – встряла тут Кайя. Ульяна слегка прищурилась, потом расписалась на портретике и, протягивая его девочке, добавила по-английски:
– Russia. – Это вырвалось непроизвольно.
– О! – отозвалась та и назвала несколько русских художников. Среди них был и Куинджи.
Кайя слегка обиделась:
– Меня ты ни разу не изобразила…
Дружески приобняв её, Ульяна обещала увековечить подругу и в фас, и в профиль.
– То есть и орлом и почти решкой, – уточнила Кайя и опять повеселела.
В блужданиях по Монмартру они остановились возле скульптурного изображения Далиды. Кайя, вспомнив студенческие забавы, пустилась на разные лады обыгрывать имя покойной певицы. Причём по-русски, меняя ударения и разбивая на слоги. Наверное, только на русском оно и звучало так: и загадочно, и романтично, и одновременно скабрёзно. А Кайя к тому же умудрилась пристегнуть сюда и усатого Сальвадора, поскольку фамилия художника входила в имя певицы, словно меч в ножны.
Мужчины, что кучковались возле скульптуры эстрадной дивы, касались её обнажённой груди – это, по слухам, усиливало потенцию. Кайя и тут своего не упустила.
– Нет, милок, – ни к кому конкретно не обращаясь, продолжала она по-русски, – если уж на живое нет подъёма, то мёртвый камень милостей не прибавит. – Её слегка замедленная с неизбывным эстонским акцентом речь звучала почти научно.