Сказания о руде ирбинской. Надежда КравченкоЧитать онлайн книгу.
глаза: «Нетель пустобрюхая! Только и сподобилась на девку и то на одну…»
Он покосился на свою дочь, что сидела на женской половине юрты. Шестнадцатилетняя Побырган внимательно наблюдала за отцом из-под пушистых ресниц, так похожих на крошечные беличьи хвостики. Карие глазёнки на милом личике лукаво зыркали то на отца, то на мать. Следила, чтобы тот ненароком не обидел мать, и не надсмехалась над ней юная соперница Айго. Кураге да не знать любимую доченьку? Потому-то в её присутствии крепко держал на привязи свой брехливый язык.
«Вот лиса! – размышлял отец. – Наверняка запомнит, улучит момент и исподтишка отомстит. И всё это с невинной улыбочкой. Не девка, а зловредный дух айна![7] Всем взяла, да всё одно не батыр. Ну и какой я без наследника бег?[8]»
Не удержался и с надеждой обласкал масляными глазками вторую, молодую, жену. При этом сытно причмокнул, облизав мясистые губы, и восхитился про себя: «Булочка моя сладкая, пышная, так бы и съел! Прелестница Айго! Заря моя, лунный свет ночей, услада чресл моих!» И запил сладострастное волнение крепкой аракой.
А заря его сердца, услада дряхлеющих чресл, сидела, капризно надув губки, и нежными пальчиками ковырялась в еде. Притворялась, что её прямо-таки воротит от пресного сыра. Имела право. Ибо под серебристо-голубым подолом шёлкового платья едва-едва, но уже наметился животик. И Айго пребывала в полной уверенности, что родит господину сына. Даже двух. Потому что сегодня утром ей попалось яйцо с двумя желтками, и она воровато его съела. Теперь, на правах беременной, требует себе то кровяную колбасу, то пенки варёного молока и даже запретное для всех женщин мясо с лопатки. Височные подвески на ней – не медные, как у Абахай, а серебряные, с двуглавыми рублёвиками и шёлковыми кисточками. И каждая соединяется на груди фигурной и тоже серебряной цепочкой. Особый знак благосклонности повелителя.
Сыт и доволен Курага. Возблагодарил за пищу высшие силы, тяжело поднялся и вышел из юрты, оборотив щёлки осоловелых глаз ласковым солнечным лучам. Чего ещё желать?
А как открыл глаза пошире, понял сразу – чего.
Глава вторая
Красному гостю – красное место
И увидел князец, что по дороге в аул бредут двое нищих. Впереди чумазый оборвыш лет двенадцати с древним чатханом[9] через плечо. За ним слепой старец, костлявая рука которого судорожно цеплялась за плечо мальца. Облачённый в запылённую, вытертую временем хламидку из лосиной шкуры, подпоясанную бечёвкой, старец едва волочил худые ноги в дырявых сагырах[10].
– О! Да это ж хайджи, народный сказитель! Вот кто мне нужен! – воскликнул Курага, вдруг вспомнив, что слышал об одном знатном чайзане[11], у которого прижился прикормленный хайджи и на всю степь славит благодетеля в своих сказаниях.
– Я, сиятельный Курага, не какой-то там чайзана, а наследный бег! Мне и почёт особый.
Повернулся, кликнул прислугу и приказал позвать
Айна – злобный дух среднего (земного) мира.
Бег – глава рода.
Чатхан – струнный музыкальный инструмент.
Сагыры – повседневная летняя обувь из продымленной сыромятной кожи.
Чайзан – родовой староста, отвечающий за сбор налога.