Три судьбы. Виктор НосатовЧитать онлайн книгу.
на переводчика и замолчал, не зная, что на это ответить. Конечно, он от кого-то слышал, что погибших в Афганистане советских воинов в Союзе хоронят тайно, словно преступников, но не верил этому. Не хотел этому верить. Ведь государство послало его выполнять сюда интернациональный долг. Значит, в случае гибели и государство должно исполнить свой священный долг. Ведь ему всю жизнь говорили, что народ должен знать своих героев.
– Что ты болтаешь? – решил одернуть он Сахиба, но тот, не обращая внимания на реплику Алексея, после минутной заминки продолжал:
– Перед призывом в армию я вместе со своими братьями встречал в Ташкентском аэропорту гроб с телом родственника. На мине подорвался солдат. Начальник аэропорта, хороший знакомый отца, разрешил подъехать на машине к самому трапу «черного тюльпана». Когда мы подошли, разгрузка гробов шла полным ходом. Их, словно дрова, швыряли прямо из раскрытого чрева самолета в кузов бортовой машины. Загрузили с горкой. Потом, чтобы не видно было, что именно везут, накрыли брезентом, и машина двинулась к специальному ангару, где производилась сортировка гробов. Вот так встречают погибших героев афгана в Союзе. Нам не сразу выдали гроб, пришлось немало побегать то в военкомат, то в исполком, то в домоуправление. Помыкались немало. Но на гранитном обелиске власти запретили писать, что брат погиб в Афганистане. Посмотрит кто на обелиск, на дату рождения и смерти – и решит: молодой умер, значит, от водки или наркотиков сгорел, или в хулиганской драке порешили.
– Я не хочу, чтобы и со мной так поступили, – с горечью заключил Сахиб.
Вдоволь иссушив землю, солнце спряталось за горы. Вместе с ним уходил последний мирный день. Тяжесть предстоящего неравного боя давила на всех, словно многотонная плита. Даже Сорока, всегда такой неунывающий и шумливый, притих.
Дума была об одном – какая судьбина ждет каждого из них. Останется ли он живым или будет ранен, а может быть, убит. Своеобразно выражал свою надежду на лучшее Степка-художник. Закрепив колышками обрывок плащ-палатки, он самозабвенно рисовал, то и дело посматривая на горы, на заходящее солнце, на растянувшуюся перед ним долину, на помутневшую речушку.
Каждый по-своему угадывал содержание худенковской картины. Но когда он показал свой холст, все были поражены.
На зеленом фоне, в лучах восходящего солнца, плыли два краснозвездных вертолета. Они торопились на помощь. В углу этого импровизированного холста несколькими узнаваемыми штрихами была изображена высота. Внизу, из кишлака, в разные стороны разбегались в ожидании возмездия враги. Может быть, этот рисунок не был еще завершен, может быть, это был не самый лучший рисунок Степана, но он рождал надежду.
Надежду на то, что о них не забудут, что придут на помощь. А с этим чувством и воевать легче.
Солнце уже коснулось седловины высокогорного хребта, когда лейтенант Русаков позвал к себе Алексея.
– Значит так, Алеша, – сказал он, – дорогу до ручья, я думаю, не забыл. Завтра они не дадут нам никакой возможности