Император Николай I. Александр БохановЧитать онлайн книгу.
Грейсвальде (Германия), основатель известной хирургической школы. При Русском Дворе он появился в 1835 году, сначала в качестве врача Великой княгини Елены Павловны (1806–1873) – супруги брата Императора Великого князя Михаила Павловича (1798–1849).
В 1840 году Мандт стал лейб-медиком Императора и Императрицы. Вскоре после кончины Николая Павловича Мандт уехал из России и перед смертью написал воспоминания, где подробно описал драматические события, разворачивавшиеся в Зимнем дворце Петербурга в середине февраля 1855 года[14].
Мандт у многих при Дворе вызывал нерасположение. Независимый, лишенный придворного лоска, не склонный к пустым салонным разговорам, он казался тяжелым и нелюдимым. Великая княжна Ольга Николаевна писала, что он имел на отца «огромное влияние, я бы сказала, прямо магическое. Папа слушался его беспрекословно». «Влияние», казавшееся дочери, как и некоторым другим, «странным» и «необъяснимым», не имело никакой «магической» подоплеки. Все было просто и вполне «объяснимо». Царь ценил в Мандте то, что всегда высоко ценил и во всех прочих людях: откровенность суждений и неугоднический характер. Но выше всего ставил то, что на современном языке определяется термином «профессионализм».
Трудно усомниться в том, что обвинения Мандта в «цареубийстве» есть всего лишь злонамеренная сплетня. Никаких реальных поводов для таких подозрений не существовало. Лейб-медик выполнял свои обязанности безукоризненно, прекрасно осознавая, какая на нем лежит ответственность.
В роковую ночь с 17 на 18 февраля ему доставили записку фрейлины графини А. Блудовой, питавшей симпатию к Мандту, где ясно было сказано о необходимости вовремя предупредить Императора, чтобы тот успел причаститься. Графиня предрекала: «Вы иностранец, и вся ответственность падет на вас».
Перед лицом неотвратимого хода болезни врач был бессилен: в ту эпоху, когда никаких антибиотиков не существовало, пневмония почти неизбежно означала летальный исход.
Именно Мандту после очередного осмотра и прослушивания легких ночью с 17 на 18 февраля пришлось сообщать Императору, что его положение безнадежно. Лейб-медик не знал, как приступить к разговору, и начал беседовать на отвлеченные темы. Сам Николай Павлович, всегда деликатный и внимательный, понял затруднение доктора и облегчил тому задачу: «Скажите же мне, разве я должен умереть?»
Мандт подробно описал свое состояние в тот момент. «Эти слова прозвучали среди ночного уединения как голос судьбы. Они точно будто держались в воздухе… Три раза готов был вырваться из моих уст самый простой ответ, какой можно дать на такой простой вопрос, и три раза мое горло как будто было сдавлено какой-то перевязкой; слова замирали, не издавая никакого понятного звука. Глаза больного Императора были упорно устремлены на меня. Наконец, я сделал последнее усилие и отвечал: „Да, Ваше Величество!“»
Николай Павлович, любивший во всем ясную определенность, тут же задал следующий вопрос: «Что нашли вы вашими инструментами? Каверны?» Ответ
Отрывки из его книги были напечатаны в «Русском архиве» в 1884-м, а полностью она увидела свет в Германии в 1923 году под названием: «Ein deutscher Arz am Hofe Kaisers Nicolaus I von Russland».