Хорь и Калиныч. Маленькие поэмы. Алексей КозловЧитать онлайн книгу.
столь свирепого пожара,
Что мне не по себе, скажу по чести.
И там, вдали от Новгородской Сечи,
Цепляя фалды Грозного царя,
Копеечку просил на пропитанье
И получил по жопе сапогом.
Да, было все, да было все, да, было,
И есть что вспоминать: о комсомоле,
Репейном морсе, сталинских ударах,
Брижжит Бардо, Кибелле многогрудой,
О поездах, грохочущих в пустыне
Своими буферами золотыми,
Стене Китайской, коей я дарил
Любимые напевы Шаалиня,
Ядра Кунфу, Конфуция, от плебса
Ядреной отделенного стеной.
Я не забыл, забыл ли я, я помню
Издательство, где я сточил всю жопу
Об эти стулья, гвозди и столы
Труды великих гадов и мерзавцев
По чести превзошедших Герострата
В своем маразме чистом и святом.
Я испытал, мне ли мечтать о лучшем?
Не мне, не вам, придут другие люди
И в ясности товарища узрят,
Который композитором от бога
Рожден в деревне Синей Ляпеги
Взрос как крапива, в город занесен
Монгольскою Ордою Чингиз Хана,
Чтоб, как Рязань, нас всех испепелить
Назло туземцам добрым из Борнео,
Мадагаскара, Чада и Шри Ланки
Я проклинаю напрочь эти бусы
Да Гаму и Колумба и Авось,
Который надругался над Юноной
И пысал супер-мощною струей.
Здесь обмелел мой разум и рассудок
Сгустился над землей, здесь я сточил,
Я говорил о том, две ягодицы,
И волчьей ягодой накормлен был сполна,
До основанья. Пиррову победу
Я одержал носком от сапога,
И Крошка Цахес был тому свидетель.
О нем я помню. Сплав благих народов,
Честнейший смертный, хулиган и вор,
Чья мудрость превзошла диван Гафиза,
Изгнанник, Дантовед и демагог.
Во дни сомнений тяжких и раздумий
Я б вырвал, если б мог, его язык
И сжег в костре далекой Саламанки.
Его друган – завзятый Вороненок,
Нахохлившись сидел на облучке
И карканьем тревожил птицу-тройку,
Изобретенье русского царя
Где три богатыря на Черномора
Идут веленьем русского народа
И пестуют Антихриста гузном.
Чекиста три: два добрых и немой
Встают пред оком ласковым Перуна,
Готовые на подвиг и на смерть.
И Крошка Цахес, уцелев случайно
В горниле испытаний и побед,
На отдых вызывает Вороненка,
И вдохновенно чадо двух народов,
Честнейший смертный, смотрит в небеса.
От Кнессета судьбою отделенный
Он здесь осел, и тихо угнездившись,
Пустив коренья в Северной Пальмире,
Он был одним из тех, кого люблю.
Он сеял только доброе, но втуне
Пошли его деянья всеблагие,
И проповедь похерена была
Все семьи одинаково счастливы,
Ну