Записки сумасшедшего. Лу СиньЧитать онлайн книгу.
он уже не походил сам на себя, на нем была драная куртка, ноги подогнуты, а снизу соломенной веревкой, переброшенной через плечи, примотана рогожка. Увидев меня, он повторил: «Подогрей чашку вина». Тут из зала высунул голову хозяин: «Это Кун Ицзи? Ты еще должен девятнадцать медяков!» Кун Ицзи с печальным видом задрал голову: «Это… Я в следующий раз рассчитаюсь. А сейчас за наличные, подай хорошего вина». Хозяин как обычно ухмыльнулся: «Кун Ицзи, ты снова что-то украл!» Но в этот раз тот не стал особо оправдываться, а лишь попросил: «Не просмеивай меня!» – «Не просмеивать? Кабы ты не воровал, то разве тебе поломали бы ноги?» Кун Ицзи тихо ответил: «Оступился и сломал, оступился, оступился…» Его глаза, казалось, молили остановить расспросы. К тому времени вокруг уже собрались несколько человек, которые хохотали вместе с хозяином. Я подогрел вино, вынес его и поставил на порог. Кун Ицзи нащупал в замусоленном кармане четыре монеты и положил их мне в ладонь, тут я заметил, что его руки были перепачканы грязью, оказывается, он «пришел», опираясь на них. Через некоторое время он допил вино и под смех окружающих на руках медленно уполз прочь.
С тех пор Кун Ицзи надолго пропал. Когда подошел Новый год, хозяин взял меловую доску и сказал: «Кун Ицзи все еще должен девятнадцать медяков!» На Праздник начала лета в следующем году он вновь вспомнил: «Кун Ицзи все еще должен девятнадцать медяков!» На Праздник середины осени хозяин уже ничего не сказал, к Новому году Кун Ицзи тоже так и не появился.
До сего дня я больше не видел его – наверное, Кун Ицзи действительно умер.
Март 1919 года
Снадобье
Во второй половине осенней ночи, когда луна уже скрылась, а солнце еще не вышло, на небе осталась лишь темная синева. Кроме тварей, бродивших по ночам, все остальное спало. Хуа Лаошуань резко сел на постели, чиркнул спичкой, зажег испачканную маслом лампу, и два зала чайной наполнились бледным светом.
– Отец Сяошуаня, ты уже пошел? – раздался голос пожилой женщины. Из внутренней комнаты тоже донеслось покашливание.
– Угу, – откликнулся Лаошуань, одновременно прислушиваясь, отвечая и застегивая одежду, а затем подошел к жене и протянул руку, – давай-ка сюда.
Матушка Хуа долго рылась под изголовьем, наконец вытащила сверток с серебряными монетами и передала мужу, который, приняв деньги, дрожащими руками положил их в карман и пару раз прихлопнул снаружи. Затем он зажег переносной фонарь, задул масляную лампу и пошел во внутреннюю комнату. Оттуда раздавались шорохи, а за ними последовал кашель. Лаошуань дождался, пока кашляющий успокоится, а затем тихонько велел: «Сяошуань, ты не вставай… Чайная? Твоя матушка сама справится».
Не услышав от сына других вопросов, Лаошуань решил, что тот спокойно уснул, тогда он вышел за дверь и оказался на улице. Темень скрыла все вокруг, проглядывалась лишь сероватая полоска дороги. Фонарь освещал его ноги, шаг за шагом прокладывающие путь вперед. Иногда ему попадались собаки, но ни одна из них не гавкнула.