Записки сумасшедшего. Лу СиньЧитать онлайн книгу.
весь похолодел и не мог произнести ни слова. Я понял, что нас разделила стена.
Он сказал, обернувшись: «Шуйшэн, поклонись господину» – и подтолкнул вперед мальчика, который прятался у него за спиной. Это был Жуньту – точь-в-точь такой, как двадцать лет назад, только худенький и без серебряного обруча на шее.
– Это мой пятый, людей-то не видал еще, стесняется…
Видно, услыхав голоса, к нам вышла мать, и с ней Хунъэр.
– Госпожа, – сказал Жуньту, – весточку вашу я давно получил. Я так обрадовался, как узнал, что господин приедет…
– А с чего это ты стал такой церемонный? – шутливо спросила мать. – Ведь раньше вы друг друга братьями называли. Зови-ка его лучше, как прежде: брат Синь.
– Что вы, что вы, госпожа… разве это прилично? Детьми ведь были, не понимали ничего…
И Жуньту опять приказал Шуйшэну подойти к нам и поздороваться – но тот, заробев, словно прилип к отцовской спине.
– Так это Шуйшэн, – спросила мать, – твой пятый? Не удивительно, что дичится: здесь все незнакомые. Пусть-ка лучше пойдут погуляют с Хунъэром.
Хунъэр позвал Шуйшэна, и тот, вздохнув облегченно и радостно, побежал вслед за ним. Мать предложила Жуньту присесть, он помедлил в нерешительности, наконец сел, прислонил свой чубук к столу и сказал, вручая мне сверток:
– Зимой и не найдешь ничего. Вот тут немного бобов сушеных, сам сушил, прошу вас, господин…
Я спросил, как ему живется. Он покачал головой.
– Тяжело. Вот и шестой мой начал помогать, а все голодно… и беспокойно… всюду деньги давай, и берут, кто сколько захочет… а урожаи плохие. Соберешь, понесешь продавать – а тут налог за налогом, себе же в убыток получается; а не понесешь – так сгниет…
Он качал головой, а лицо его, изрезанное бесчисленными морщинами, оставалось неподвижным, как у статуи. Видно, он привык носить свое горе в себе и не умел его выразить. Он помолчал, взял чубук и так же молча закурил.
Мать стала его расспрашивать, и он сказал, что у него много дел по хозяйству и что завтра ему надо вернуться домой. Он еще не обедал, и мать отправила его на кухню, чтобы он чего-нибудь себе разогрел.
Жуньту вышел, а мы с матерью принялись горевать об его судьбе: куча детей, нищета, тяжкие поборы, солдаты, бандиты, начальство, помещики – от всех этих напастей он стал похож на истукана. Мать предложила отдать ему все вещи, без которых можно обойтись при переезде, – пусть сам отберет, что ему нужно.
После обеда он кое-что отобрал: два больших стола, четверо стульев, безмен и курильницу с подсвечниками. Еще он попросил отдать ему всю золу (топили мы рисовой соломой, а зола от нее идет для удобрения песчаных почв). Мы договорились, что в день нашего отъезда он отвезет все это к себе на джонке.
Вечером мы с ним еще поговорили, но все о пустяках; на другой день рано утром он ушел вместе с Шуйшэном.
Еще через девять дней настал срок нашего отъезда. Жуньту пришел с утра, но Шуйшэна с ним не было; вместо него он привел пятилетнюю дочь – присмотреть за джонкой.