Янки из Коннектикута при дворе короля Артура. Марк ТвенЧитать онлайн книгу.
рыцарем.
– Сэр, – сказал Ланселот, – я, пожалуй, найду в себе силы воздержаться от поединка в этот раз, ибо он и так натерпелся за этот день, а когда у доброго рыцаря дела идут так хорошо, не подобает доброму рыцарю лишать его почестей, а именно: когда он видит, что рыцарь проделал такой великий труд; может быть, – сказал сэр Ланселот, – сегодня он довольно потрудился здесь, на ратном поле и, может быть, здесь присутствует его дама сердца, и эта дама любит его больше всех тех, кто здесь находится, ибо я хорошо вижу, как он мучается и что заставляет его совершать великие деяния, и поэтому, – сказал сэр Ланселот, – что касается меня, то в этот день ему должна достаться вся слава и вся эта честь; хотя в моей власти было бы лишить его её, но я бы никогда, видит бог, этого не сделал…»
В тот день произошёл небольшой неприятный инцидент, который из соображений государственной важности я вычеркнул из отчёта моего священника. Вы, наверное, заметили, что Гарри отлично сражался в бою. Когда я говорю «Гарри», я имею в виду сэра Гарета. Гарри было моим личным ласкательным погонялом для этого фрукта, оно говорит лишь о том, что я в то время испытывал к нему глубокую привязанность, и так оно и было. Но это было только личное прозвище, и его никогда ни при каких обстоятельствах не произносили вслух, тем более в его присутствии; будучи дворянином, он не потерпел бы подобной фамильярности с моей стороны. Итак, продолжим: я сидел в своей личной ложе, отведенной для меня как королевского министра. Пока сэр Динадан ждал своей очереди выскочить на ристалище, он зашёл туда, сел и начал говорить; он всегда подыгрывал мне, потому что я был иностранцем, а ему нравилось находить новый рынок для сбыта своих дебильных шуток, большинство из которых уже достигли той стадии, когда они уже осточертели так, что ржал только один рассказчик, а слушатели исходили блевотой. Я всегда откликался на его усилия так хорошо, как только мог, и испытывал к нему глубокую и неподдельную приязненность, я ценил его доброту, по той лишь причине, что если по злому року судьбы он знал один конкретный анекдот, который я слышал чаще всего и который вызывал у меня наибольшую ненависть всю мою жизнь, то у него было по крайней мере парочка, и это обеспечивало ему епитимью и отпущение грехов.
Я слышал, что эту фразу приписывали каждому юмористу, когда-либо ступавшему на американскую землю, от Колумба до Артемуса Уорда. Это была история о лекторе-юмористе, который в течение часа осыпал невежественную аудиторию убийственными шутками и ни разу не вызвал смеха, а потом, когда он уходил, какие-то серые простаки в пыльных камзолах с благодарностью пожали ему руку и сказали, что это была самая смешная лекция, которую они когда-либо слышали, и «это было всё, что они могли сделать, чтобы не рассмеяться до мокрых штанов прямо при встрече».
Этот анекдот так и не дождался того дня, когда его стоило бы рассказывать; и все же я слушал его сотни, тысячи, миллионы