Загадки Макиавелли. «Государь» в XVI веке. Владимир Витальевич РазуваевЧитать онлайн книгу.
задается вопросом: в самом ли деле Макиавелли надеялся, что власти его эпохи будут приветствовать шокирующие максимы его «Государя». Поскольку вопрос риторический, то ответить на него трудно, если вообще возможно. На деле можно отметить только некоторые моменты этой загадки.
Первое. В принципе надо иметь в виду, что Макиавелли в письме Веттори от 10 декабря выразил сомнение, что Джулиано де Медичи, которому он рассчитывал посвятить книгу, вообще ее прочитает.41 Уже тут видно, что при всех его надеждах здравый смысл по-прежнему не покинул автора. Можно, правда, усмотреть в ремарке Никколо свойственную ему склонность к насмешке над всеми, в том числе над собой. Даже если это и правда, то смысла замечания данное обстоятельство не умаляет.
Второе. Полностью согласен со скепсисом Беннер в этом вопросе. Да, я тоже полагаю, что Никколо не надеялся на то, что ему будут, фигурально говоря, аплодировать представители властей. Во всяком случае, ничего в «Государе» об этом не говорит. В переписке Макиавелли – тоже. Надо полагать, что, если иметь в виду Медичи, то автор хотел не публичного признания, а работы. Для выполнения этой цели не нужны приветствия шокирующим максимам. Требуется только лишь признание политической состоятельности их автора с последующим включением его в клиентуру правящего клана.
Третье. Беккер не принимает во внимание, что в своих жестких советах ничего кардинально нового для политической практики того времени Макиавелли не открыл. Убивали врагов, нарушали обещания и вели наступательные войны без острой необходимости. Медичи – тоже. Можно подумать, что с тех пор что-нибудь кардинально изменилось…
Беккер выделяет склонность Макиавелли передергивать исторические примеры в «Государе» и видит в этом откровенную провокацию или признак иронии. Однако не секрет, что как раз «передергивание» было фирменным стилем автора книги. Причем в других работах – тоже. Едва ли можно объяснить нередко радикальные отклонения в примерах, которые приводил Никколо из истории Древнего Рима, по сравнению с сохранившимися трудами таких историков как Полибий, Ливий, Плутарх и др., исключительно иронией. Макиавелли считал, что не так уж важно, как кто-то описал происходившее. Сам Макиавелли точно знает, как оно было на самом деле. Ирония? Может быть, но только отчасти: слишком часты были разночтения в трудах Никколо с первоисточниками, чтобы безусловно принять эту точку зрения.
Стиль и содержание текста стали для Беккер лучшим подтверждением того, что «Государь» был написан с позиции иронии. Если говорить о стиле в традиционном понимании этого слова, то он был таким, каким Макиавелли писал свои донесения Сеньории. Очень интересен его анализ и выводы, сделанные Уильямом Ричардсоном. Этот стиль в «Государе» неотшлифован, в отличие от художественных произведений Макиавелли и его напечатанном «О военном искусстве». Он писал свою самую знаменитую книгу так, как будто бы оставался секретарем флорентийской администрации. Латинский жаргон (in exempli“, „praesertim, tamen и др.) смешан с разговорным флорентийским диалектом; временами – специфический синтаксис.
Макьявелли Н. Указ. соч. С. 705