Самозванец (сборник). Теодор МундтЧитать онлайн книгу.
было слова хитрой интриганки, чтобы все ваше доверие ко мне разлетелось прахом?
– Эмилия, оставь упреки. Умоляю тебя, оправдайся!
– Ваше величество, у меня, к сожалению, нет фактических оправданий, а слова… но что такое слова лживой женщины!
– Я вижу, что все это – правда. Я презираю тебя! Твоя душа черна так же, как бело твое лицо, и твое сердце так же грязно, как блещут золотом твои волосы.
– Добивайте, ваше величество, добивайте слабую женщину. Добивайте за то, что она имела глупость полюбить вас.
– Не смей говорить мне о своей любви! Ты не любила и не любишь меня!
– Да, ваше величество, вы правы: я вас не люблю больше. Прежде я любила вас больше Бога, но теперь… И вообще, прекратите эту тяжелую сцену, ваше величество. Позвольте мне уйти.
– Так, значит, это правда?.. Но довольно слов. Можете уйти, баронесса. Во имя того счастья, которое я пережил с вами в прошлом, я реабилитирую вас в глазах общества. Я сдержу свое бешенство, подавлю кипящую во мне обиду и затушу этот скандал… Ступайте.
– Имею честь кланяться вашему величеству.
– Могу я узнать, как вы предполагаете устроить свою судьбу?
– Я выхожу замуж, ваше величество.
– Вот как? А еще вчера…
– Да, еще вчера, когда дедушка предложил мне жениха, я не знала, как опасно для молодой женщины быть при дворе вашего величества, не имея покровителя и защитника.
– Змея, где же твоя любовь?
– Об этом надо спросить вас, ваше величество. Я сама смотрю себе в сердце и удивляюсь, куда она девалась… Ведь еще вчера… вчера…
– Ступайте, баронесса. Приберегите свои слезы для будущего мужа… На тот случай, когда вы обманете его так же подло, как обманули меня. Ступайте, я сдержу свое слово. Вы будете реабилитированы. Пусть один только я знаю, сколько низости и гнусной измены может таиться под такой ангельской внешностью, как ваша. Да уходите же! Ведь и у меня тоже есть предел терпению!..
Часть первая, в которой объясняется если не все, то многое
Пятеро закутанных в темные плащи мужчин бесшумно перебрались через стену парка и осторожно направились по аллее, которая вела ко дворцу.
Хотя светил месяц, но в тени густых деревьев парка было так темно, что дорожка совершенно тонула во мраке. Это заставило шествовавшего впереди предупредить:
– Cavete, commilitones, ne in fossam cadeatis![2]
– Траппель, – отозвался на это чей-то молодой, звучный голос, – внеси-ка себе в книжку Биндера. Ведь мы уговорились под угрозой штрафа общаться только на родном языке, а этот asinus[3] разражается целыми латинскими фразами. Запиши-ка ему три бутылки пива.
– Траппель, – сказал второй, занеси-ка в проскрипционный список и Вестмайера за то, что он ругается по-латински, а не на нашем добром венском диалекте.
Хохот заглушил эти слова; но не успел он смолкнуть, как послышался третий голос:
– Траппель, прибавь к первым двум еще и Гаусвальда, пусть поплатится парой бутылочек пивца за
Берегитесь, товарищи, как бы не сверзиться в ров! (
Осел (