Валтасар. Падение Вавилона. Михаил ИшковЧитать онлайн книгу.
тот момент отчаянно заболела шея. Ее начало ломить с такой силой, словно голова утяжелилась и стала неподъемна для постаревшего тела.
– Ваша милость всегда желанный гость в моем доме, – наконец выговорил Рахим. Потом помедлил и осторожно поинтересовался. – И все-таки, каков по мнению господина лучший срок для проведения бракосочетания?
– Сейчас ничего сказать не могу. Ситуация прояснится, когда Икишани принудит тебя ломать дом. Неужели ты собираешься тянуть до этого момента? Этак совсем без жилища останешься.
Набонид помолчал потом веско добавил:
– Да и мы все тоже.
В ночь новолуния[29], на светлые стражи которой приходился праздник спелых фиников, Рахим вновь приказал постелить себе на крыше. Луринду залила кожаные бурдюки горячей водой, разложила их на ложе таким образом, чтобы дедушке было помягче спать, принесла ворох шерстяных, цветастых покрывал, сама села в уголке, где смыкались глинобитные валики, ограждавшие крышу. Решила подождать благословения или напутствия, услышать от деда доброе слово, ведь завтра он и ее младший дядя Хашдайя должен был сопровождать девушку в дивный сад, построенный великим Навуходоносором для своей жены Амтиду, мидийской принцессы, с которой царь был счастлив всю жизнь. Дед всегда с уважением отзывался об этой необыкновенной женщине. Волосы у нее были светлые, похожие на золотую пряжу, с отливом, напоминающим красную, обожженную глину.
У мечтательной Луринду голова кружилась от ошеломляющего сочетания слов: «счастлив всю жизнь!». Этот срок казался молоденькой девице безмерным, чем-то вроде отголоска вечности. Луринду в ту пору казалось, что клинописные наборы слов «жизнь» и «небо» были схожи не только на глиняной табличке, но и по сути. Жизнь в своей безграничности пронзительно напоминала небо: взгляду каждого черноголового доступен край небосвода – вот он, горизонт, но попробуй достигни его. Пока доберешься, пройдет столько дней, что не сосчитать! Смерть же воспринималась как каменный вал на краю земли, о котором в эддубе[30] рассказывал учитель. Он безусловно существует, ведь хрустальные небеса должны на что-то опираться, но пока ни один из смертных, кроме богоравного Гильгамеша, не видал эту стену.
В понятиях «жизнь», «смерть» таилась какая-то загадка, какая-то не дающая покоя двойственность. Любопытство томило Луринду. С одной стороны, обозначаемые этими словами состояния были вполне реальны. Они несомненно существовали. Жизнь вмещала в себя и радость, охватывавшую Луринду по утрам, и томительную грусть, и попреки матери, и ласки бабушки, и посещение школы, помощь матери по дому, и, конечно, беседы с дедом, и мечты, и страхи… А смерть почти каждодневно напоминала о себе похоронами в их квартале, на которые неизменно приглашали Рахима. Считалось большой честью, если славный воин почтит своим присутствием погребение покойника, которого, как и всех других ушедших к судьбе родственников, укладывали в яму на родном подворье, прикрывали плитой. Луринду приходилось присутствовать на
Сутки в Вавилоне начинались с заходом солнца и состояли из дня (уму) и ночи (мушу). Они делились на стражи; три ночные стражи – от захода до восхода солнца – и три дневные. Стражи делились на «половины» – бéру или двойные часы. Каждая половина, в свою очередь, состояла из тридцати «шестидесятых», то есть единиц, равных четырем минутам. Это очень маленькая единица времени. В Европе минутная стрелка на механических часах появилась лишь в XVI в.
Продолжительность дня и ночи была равно только во время равноденствия. В соответствии с сезонными колебаниями светового дня изменялась и продолжительность дневных и ночных страж, а следовательно, и двойных часов, и «шестидесятых». Ровные единицы времени отсчитывались с помощью клепсидр (водяных часов). Вес вытекающей воды измерялся в минах и сиклях: 1 мина (очень приблиз.) соответствовала одной реальной страже. Днем время (Геродот, II, 109) измеряли солнечными часами. Кроме того, в Вавилонии существовали особые таблицы, вырезанные на четырехгранных призмах, колонки цифр на которых отмечали продолжительность дня и ночи в разное время года, измеренную реальными, «равными», часами.
Судя по сохранившимся сведениям, утверждение, что наш счет времени был рожден в Вавилоне, имеет под собой основание, как, впрочем, и математика, астрономия, а также медицина. В этих областях знаний греческая цивилизация в процессе очеловечивания окружающего мира служила как бы передаточным звеном от вавилонян к современности (И.С. Клочков. Духовная культура Вавилонии. Человек, судьба, время. М., 1983. С.12).
Эддуба – учебное заведение, где обучались дети горожан. Во времена нововавилонского царства грамотность была распространена достаточно широко.