Как перестать беспокоиться и начать жить. Дейл КарнегиЧитать онлайн книгу.
причины и последствия и ведет к логичному, конструктивному плану. Негативное мышление часто приводит к нервному напряжению и срывам.
Я имел честь взять интервью у Артура Хейза Зальцбергера, издателя (1935–1961) одной из самых известных газет в мире – «Нью-Йорк таймс». Господин Зальцбергер рассказал мне, что, когда по всей Европе пылала мировая война, он был так подавлен и так беспокоился о будущем, что не мог спать. Часто, проснувшись посреди ночи, он вставал, брал холст и краски и, глядя в зеркало, пытался нарисовать свой портрет. Он практически не умел рисовать, но все равно пытался что-то изобразить, чтобы хоть как-то отвлечься от беспокойных мыслей. Господин Зальцбергер поведал мне, что он никак не мог преодолеть мучавшее его беспокойство, пока не принял в качестве своего девиза пять слов из церковного гимна: «Мне хватит лишь шага одного».
Веди меня, священный свет…
Направляй мои стопы:
Я не прошу открыть передо мной
Заоблачные дали;
Мне хватит лишь шага одного.
Примерно в это же время молодой человек в военной форме – где-то в самом сердце Европы – постигал тот же самый урок. Его звали Тед Бенджермино и был он родом из Балтимора, штат Мэриленд. Волнениями он довел себя до нервного срыва первой степени в боевых условиях.
«В апреле 1945-го, – писал Тед Бенджермино, – я был так обеспокоен, что у меня развилась болезнь, которую врачи называют спазматическим слизистым колитом. Это состояние вызывает ужасные боли. Если бы война не закончилась, я уверен, что не избежал бы настоящего нервного расстройства.
Я был совершенно изможден. Я служил унтер-офицером в похоронной команде 94-й пехотной дивизии. В мою задачу входила регистрация всех погибших во время боевых действий, пропавших без вести и госпитализированных. Я также должен был помогать выкапывать тела своих солдат и солдат противника, наспех захороненных в неглубоких могилах во время боя. Мне приходилось также собирать личные вещи этих солдат и следить за тем, чтобы их отсылали родным погибших, для которых они будут дороги. Я постоянно боялся, что мы допустим какую-нибудь жуткую ошибку, перепутав имена или адреса. Я боялся, смогу ли выдержать все это. Я опасался, что мне не придется взять на руки собственного ребенка – шестнадцатимесячного сына, который родился, когда я уже ушел на фронт, и которого я никогда не видел. Я так переживал и беспокоился, что похудел на тридцать четыре фунта и был на грани безумия. Посмотрев на свои руки, я увидел лишь кости, обтянутые кожей. Меня ужасала мысль, что я вернусь домой моральным и физическим калекой. Упав навзничь, я зарыдал, как ребенок. Я был настолько взвинчен, что, как только оставался один, слезы непроизвольно начинали катиться из моих глаз. Вскоре после битвы в Арденнах наступил период, когда я рыдал так часто, что уже не надеялся вновь обрести человеческий облик.
В конце концов я попал в военный госпиталь. Врач дал мне совет, который коренным образом изменил всю мою жизнь. Тщательно осмотрев меня, он сообщил, что