Богатырь. Александр МазинЧитать онлайн книгу.
Нет у тебя такой власти – расслабленных исцелять.
– Уже хорошо, – похвалил Духарев. – Не забыл, значит, Святое Писание. Ты прав, сын. Исцелить тебя я не могу. А вот помочь – обязательно. – Улыбка приподняла толстые, стального цвета усы воеводы. – Эй, там! Вносите!
Пара отроков, сочувственно косясь на калеку, внесла в комнату странную штуковину: деревянную раму на четырех опорах высотой локтя в три. Внутри рамы болтались ремни, похожие чем-то на корзинку боевой машины для метания камней.
– Ну-ка! – Неожиданно Духарев подхватил Илью, поднял высоко и, рявкнув отрокам: – Примите! – опустил внутрь непонятной штуки. Бесчувственные ноги Ильи повисли между ремней. Еще один ремень, широкий, пошире боевого, Духарев затянул на талии Ильи. – Отлично сел! Точно по мерке! А теперь гляди! – Сергей Иванович взял у отрока и подал Илье еще две непонятные штуковины, похожие на костыли, только не с одной, а с тремя ножками, растопыренными, как паучьи лапки.
– Значит, это – подмышки, вот за эти перекладины берешься, толкаешься… Ну, чего ждешь? Или руки у тебя тоже отнялись?
Повинуясь не столько собственному желанию, сколько сердитому голосу отца, Илья сделал, что требовалось, и повис на костылях.
– Уже лучше! – похвалил Духарев. – А теперь – иди!
– Как? – не понял Илья.
– А вот так!
И показал.
И у Ильи не сразу, но получилось. «Походил» по комнате туда-сюда, наловчился немного. С непривычки руки и плечи заболели, но на такую ничтожную боль Илье – наплевать. Он даже порадовался ей. Потому что это была хорошая боль. Знакомая.
– Ну давай-ка в сени! – распорядился батя.
Илья неловко запрыгал к двери.
– А теперь на выход!
На крыльце Илья замер. Полдесятка ступенек казались неодолимым препятствием.
Илья глядел на двор, на суету в нем, на дружинников, что расседлывали коней. Всё будто незнакомое. Сколько он пролежал? Сколько не смотрел на мир с высоты собственного роста? Месяц? Два? Больше? Осень уже. Вон – листва желтеет…
Вспомнилось прошлое. Вот бы сейчас разбежаться, на коня взлететь…
Илья сцепил зубы, чтоб не расплакаться. Но слезы так и так на глаза навернулись.
Рука легла на плечо. Батюшка угадал мысли:
– Не жалей себя, сын. Стыдно. – Заглянул, наклонившись, в глаза: – Ты – жив, Илья! Вот так! Сцепи зубы и живи, ясно?
– Зачем так жить, батя? – выдохнул Илья. – Что в такой жизни проку?
– В самой жизни прок, сын. Бог тебе жизнь оставил, а это не зря. Сцепи зубы и живи, ясно? Ты – воин! Ты – в роду нашем! Не посрами его! Не дай пожалеть, что сыном тебя назвал! Ног нет, рук нет – зубами вцепись, не отпускай! Верь: и похуже бывало! Сдашься – позор всем нам. Мне, Артёму, Славке. Женам нашим, что у смерти тебя отбили. Глянет на тебя старый Рёрех из-за Кромки – сплюнет и отвернется. Позор ему тебя, сдавшегося, видеть.
– Так уж и сплюнет, – пробормотал Илья. – За Кромкой-то…
– Много ты о Кромке знаешь, юнец? – одернул батюшка. – Слушай, что говорю!
«А ведь знает, –