Руби. Вирджиния ЭндрюсЧитать онлайн книгу.
на твою помощь рассчитывать не приходится, – злобно процедила я. – Докатился…
Стоя над бесчувственным телом, я могла дать полную волю ярости и распалялась все пуще.
– Это ж надо – допиться до потери человеческого облика! А на нас тебе плевать. Знаешь, что бабушка Кэтрин чуть жива? Она из сил выбивается, чтобы заработать немного денег. А у тебя одно на уме – жрать виски. Ненавижу кровь Лэндри во мне! – заорала я, ударяя кулаком себя в грудь. – Ненавижу!
Крик мой эхом разнесся над болотом. Потревоженная цапля взмыла в воздух, аллигатор поднял голову из болотной жижи и с любопытством поглядел в мою сторону.
– Раз так, торчи на своих болотах и лакай виски, пока не сдохнешь! – продолжала вопить я. – Мне и дела нет!
Сердце бешено колотилось, по щекам текли слезы – обжигающие слезы обиды и разочарования.
Дедушка как ни в чем не бывало продолжал храпеть. Всхлипывая, я уселась в пирогу и отправилась домой. Лежащий на душе камень стал еще тяжелее.
Теперь, когда занятия в школе закончились, а торговля практически сошла на нет, я больше времени могла уделять живописи. Бабушка Кэтрин первая заметила, что картины мои изменились. Уныние, в ко тором я пребывала, заставляло меня отдавать предпочтение тусклой палитре. На большинстве пейзажей болота были изображены в сумерки или в ночную пору. В холодном свете луны, проникающем сквозь ветви сикаморов и кипарисов, можно было разглядеть настороженные глаза застывших в тени животных и свернувшихся кольцами ядовитых змей, готовых нанести смертельный укус. Над чернильно-темной водой висела густая тень испанского мха, в которой мог запутаться неосторожный путник. Прежде я любила изображать паутину, усеянную каплями росы, сверкающими как драгоценные камни. Теперь на моих картинах паутина по ходила на опасную ловушку, каковой, в сущности, и являлась. Болото, прежде прекрасное и загадочное, ныне виделось мне мрачным и угрожающим; даже если я изображала на картине своего мифического отца, густая тень скрывала его лицо, подобно маске.
– Мне кажется, Руби, людям не слишком понравятся такие картины, – сказала как-то бабушка, наблюдая, как я воплощаю на бумаге очередной свой ночной кошмар. – От них никакой радости. Вряд ли кому-нибудь в Новом Орлеане захочется повесить их в гостиной или в спальне.
– Что же поделать, бабушка, – пожала я плечами. – Теперь я вижу мир именно таким.
Бабушка сокрушенно покачала головой, вздохнула и вернулась в кресло-качалку. Я замечала, что она проводит в ней все больше времени. Даже в пасмурные дни, когда становилось немного прохладнее, бабушка Кэтрин старалась не выходить из дому. Прежде она любила прогуляться вдоль каналов, но теперь и не вспоминала об этим. Она больше не собирала диких цветов и трав для своих снадобий, старых подруг навещала редко, от приглашений отказывалась. Слишком много дел накопилось, извинялась она, и проводила свободный вечер, подремывая на диване или в кресле.
Если бабушка думала, что мне ее не видно, она потирала