Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира. Алистер МакгратЧитать онлайн книгу.
мудрость прошлого, чтобы восстановить куда более удачную систему представлений, полностью удовлетворяющую человеческую жажду знаний и смысла.
Куда же ведут нас эти разнообразные карты реальности, различные уровни смысла и нарративы? Вера и наука дают разные, но потенциально взаимодополняющие системы человеческого самосознания. Если мы, люди, хотим процветать и вести полную осмысленную жизнь, нам не обойтись без них обеих. И вера, и наука склонны переоценивать собственные возможности. Религия не скажет, каково расстояние до ближайшей звезды, а наука не скажет, в чем смысл жизни. Однако и та, и другая – части общей картины, и если мы откажемся от какой-то из них или от обеих сразу, то обед-ним свои представления о жизни.
В следующей главе мы еще немного поговорим о месте теорий в науке, а затем посмотрим, каково их место в религии.
Теория, данные, доказательства
Откуда мы знаем, что правда, а что нет?
Все мы любим, чтобы все было просто. Подростком я восторгался простотой естественных наук. Они так замечательно все доказывали! И позволяли получить истину в последней инстанции, основанную на строгом следовании данным. Лет в шестнадцать я прочитал «Историю западной философии» Бертрана Рассела – и особенно мне понравилась антирелигиозная полемика. Однако одна идея Рассела меня раздражала. Он объявил, что одно из главных преимуществ философии – то, что она учит «жить без уверенности»[90]. С моей точки зрения это была какая-то галиматья. Неужели Рассел ничего не знает о науке? Неужели не понимает, что она доказывает свои теории? Зачем ему жить без уверенности, если эту уверенность дарует наука?
Человеческое стремление к уверенности
В то время наука казалась мне на удивление честным и надежным способом размышлять о мире, дававшим доказанные ответы на великие вопросы бытия. А вера, насколько я мог судить, особенно вера религиозная, сводилась к догадкам и необоснованным надеждам. Впоследствии я понял, что мои взгляды относились к упрощенческому научному позитивизму, и с этой точки зрения данные исключали веру – позднее это прекрасно сформулировал Ричард Докинз:
Но что же такое вера? Это некое состояние ума, заставляющее людей верить во что-то – неважно, во что, при полном отсутствии подтверждающих данных. Если бы имелись надежные доказательства, то вера как таковая была бы излишней, так как эти доказательства убеждали бы нас сами по себе[91]. (Здесь и далее пер. Н. Фоминой.)
Веришь только тому, что можешь доказать. Именно в этом, по моему тогдашнему мнению, и состояло величие науки. Если нужно уладить какой-то вопрос, научная общественность придумывает эксперимент, который даст на него ответ. Почему же никто не проделывал никаких экспериментов, которые доказали бы, что Бог существует?
Наверное, я все же не доходил до заключений, к которым пришел Ричард Докинз, и не считал, что религиозность – это психическое заболевание. Однако я был все же убежден, что
«Учить тому, как жить без уверенности и в то же время не быть парализованным нерешительностью – это, пожалуй, главное, что может сделать философия в наш век для тех, кто занимается ею» (Пер. В. Целищева).