Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами. Том КоксЧитать онлайн книгу.
даже с той овцой, в которую влюбляется герой Джина Уайлдера в фильме «Все, что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить». Домом барашку Пиплу служит небольшой загон в зоопарке, расположенном в шести милях от меня. С одной стороны этого загона живут невероятно избалованные карликовые козочки, а с другой – вислобрюхая свинья. Насколько я могу судить, она беспробудно спит в одной и той же позе с лета 2003 года.
Соседи барашка Пипла взирают на мир с видом «нам все должны». Барашек же не таков. Он опирается передними копытами на ограждение и провожает идущих мимо посетителей живым умным взглядом. Обращают ли они на барашка внимание? Улавливают ли исходящие от него флюиды добра? Конечно, нет. Люди слишком заняты, бегут вперед – к сурикатам.
Хочу спросить этих посетителей: чем вам так дороги сурикаты? Какая от них польза миру? Они только и умеют, что сидеть на задних лапах с недовольным видом – будто унюхали какую-то гадость (которая им втайне нравится). Если вы любите подобные зрелища, незачем ходить в зоопарк – сидите дома и наслаждайтесь повторами телепередач с Фионой Филлипс. Излучает ли сурикат профессорский ум и обаяние? Похож ли сурикат на мудреца, который носит очки, жует курительную трубку и цитирует раннего С. Дж. Перельмана? Нет. И все же вы думаете: «Кому в зоопарке интересен баран?» Ну а мне ближе другая точка зрения: «Раз барашек попал в зоопарк, значит, это уникальный экземпляр – настоящий герой среди овец и баранов».
Плюсы:
Великолепные званые обеды. Опрятный газон без малейших трудов. Беспроигрышный аргумент в частых спорах на тему «Разве овцы на что-нибудь годятся?».
Минусы:
Я вообще-то люблю сам косить газон.
Соловей мой, соловей
– Ну же ну, Джо, видала? Ну же ну, Джо, гляди! Том, ну же ну, выключай эту ересь и иди смотреть!
Дело происходило в 1994 году, в родительском доме. Я наверху в своей комнате слушал первый альбом «Smashing Pumpkins» и безуспешно пытался соорудить себе прическу, как у Джима Моррисона с плаката на стене. Мама внизу мастерила войлочную мышку. Папа стоял у кухонного окна и был взволнован. Взволнован папа был почти всегда, поэтому лучше сказать – он был взволнованнее, чем обычно. Верным признаком повышенного волнения служила присказка: «Ну же ну».
Присказку эту отец употреблял, сколько я его помнил. И примерно столько же мы с мамой пытались папу от нее отучить. Как все настоящие северяне и около северяне, рожденные в середине двадцатого века, папа использовал «Ну же ну» в качестве грубоватой замены культурному общепринятому «Ну и ну». Вставка «Ну же ну» означала, что папа хочет нашего внимания, причем немедленно. Мы с мамой могли сколько угодно игнорировать призыв – продолжать мастерить удивительного войлочного грызуна или страдать над прической, по-прежнему напоминающей копну соломы, – да только зря. В конце концов нас всегда вынуждали покориться.
В юности папино «Ну же ну!» злило меня не меньше, чем авангардный джаз, который папа включал в половине седьмого утра. Я уже собрался припомнить ему загубленный сон, когда глянул в окно и увидел, как посреди