Голодная бездна. Дети Крылатого Змея. Карина ДеминаЧитать онлайн книгу.
серой осклизлой сумке перикарда.
– Мэйни, пожалуйста, – она, не зная, что еще делать, наклонилась к самому его лицу, – ты должен… ты нужен там…
Сердце, сжавшись в последний раз, замирает.
И перестает быть сердцем.
Дерево.
Обрывки корней-вен. Аорта, которая поднимается выше, выпуская одну за другой ветви-артерии. Россыпь артериол.
Вязь капиллярной сети.
Почти красиво.
Завораживающе.
И в этой кровавой вязи скрыты не имена – образы. У Тельмы почти получается их понять.
Почти…
Судорожное движение Зверя раздирает пуповину, и кровь смешивается, а смешавшись, разбивает шестигранный зал морскою волной. Последнее, что Тельма помнит, – кисло-сладкий терпкий вкус гранатового сока…
…она первой открыла глаза.
И увидела серое небо в черной россыпи птиц. Землю.
Мэйнфорда.
Он лежал.
Дышал. И кажется, судорога отпустила тело. Получилось? Или… лучше не думать о плохом. Пальцы соскользнули с холодного мокрого лба.
Прижались к шее.
Пульс был. И сердце билось, то самое, проросшее многими именами. И это тоже что-то значило, возможно, Мэйнфорд поймет, если ему рассказать. Но надо ли рассказывать? Он ведь не любит, когда кто-то копается в его мозгах. А Тельме пришлось.
Кто такая Тильза?
И что стало с ней и ее ребенком?
Веки Мэйнфорда дрогнули.
Живой.
Все-таки живой… и это хорошо. Тельма ведь не смерти ищет, а справедливости. Она бы улыбнулась, если бы оставались силы улыбаться. Но и сидеть-то получалось с трудом. А еще голову его удерживать, потому что иначе он захлебнется в местной грязи.
– Я… – Мэйнфорд говорил шепотом, и Тельме пришлось наклониться, чтобы расслышать его. – Я знаю… кто ты… есть.
– Это что-то меняет?
Не страх.
Скорее разочарование и легкая обида.
– Не знаю пока…
Глава 6
Мэйнфорд чувствовал себя опустошенным.
Он осознавал, что происходит, но при этом все оставалось как бы вовне. Бледный Кохэн, чьи лиловые губы выдавали, что сам с трудом на ногах держится.
Но все-таки держится.
Встает.
Грязь стекает с него ручьями, а Кохэн и не пытается как-то отряхнуться. Он машет руками. Отдает короткие команды. И люди, застывшие было на краю поля, срываются в движение.
На самом деле это только кажется, что они срываются.
Там время идет иначе.
Теперь Мэйнфорд точно знает это. Ему хочется потрогать грудь, убедиться, что сердце в ней еще живо, а руны остались в прошлом. Но сил не хватает и на то, чтобы руку поднять. Он бы лежал вечность, разглядывая собственное искореженное отражение в глазах женщины, которой было за что его ненавидеть.
Подняли обоих.
Повели.
И Мэйнфорд послушно перебирал ногами.
Он почти повис на плечах двоих констеблей, стараясь не думать о том, как это выглядит со стороны.
Слухи пойдут. И в газетах напишут, что он, Мэйнфорд, болен. Матушка непременно ухватится за происшествие.