Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61. Татьяна СоломатинаЧитать онлайн книгу.
Уже бежим. Хочешь, мы тебе раскраску для взрослых подарим?
– Отраскрасила я своё. Вот лысый ты, седой или рыжий, – глянула она на Родина, – вот так и ходи! Не то красют всё, красют. Как будто под раскрашенным не то, что родилось! А оно уж, что родилось у мамы с папой – то уж родилось у мамы с папой.
Родин с Оксаной переглянулись. Зинаида Тимофеевна умела расставить всё по местам.
Кадр сорок девятый
Папа
В приёмном покое Зинаида Тимофеевна и Сергей Станиславович, возглавляемые Оксаной Анатольевной, застали чудную картину. Трагическую и комическую одновременно. На кушетке сидела женщина с неумело наложенной марлевой повязкой на голове. Это и отдалённо не напоминало «шапочку Гиппократа»[9]. Косо и криво наложенные бинты были пропитаны кровью. Лицо женщины было разбито, как после пятого раунда на профессиональном ринге. Тем не менее, она улыбалась расквашенными губами и даже что-то благостно шептала. Её за плечи придерживала акушерка. Анастасия Евгеньевна Разова держала за руки здоровенного красивого мужика и, подпрыгивая, чтобы дотянуться до положения «глаза в глаза» кричала ему со всем неистовством, на которое была способна:
– Я тебя урою! Я тебе очко порву! Я тебя покалечу – и менты мне не указ!
Мужик не вырывался. Выглядел беспомощно и растеряно, что никак не согласовывалось с его прикидом топ-менеджера. Анастасия Евгеньевна обратилась к вошедшим, одну руку отцепив от мужика и патетически воздев её:
– Доколе же?!. Доколе эти… грубые мужланы бить будут женщин?! Женщин и детей?!
И в ярости не заметив попытку пятистопного ямба, Настенька Разова, этот нежный и милый домашний медвежонок (пусть она сняла квартиру и похудела – суть её не изменилась), влепила мужику мощнейший апперкот – благо рост ей позволял въехать аккурат снизу. У него аж кровь из носу потекла. Он не дёрнулся, не стал менее растерянным. Точнее сказать – потерянным. Не оказывал никаких попыток сопротивления. Родин бросился вырывать жертву из Настиных лап.
– Что ты творишь?!
– Её можно понять[10], – заметила Поцелуева и обратилась к акушерке: – Полицию вызвали?
– Женщина говорит, что она сама это сделала, – испуганно отозвалась та.
– Они всегда это говорят! – Прогудела Зинаида Тимофеевна, надвигаясь на мужчину, которого Родин уже заслонил собой. – С лестницы упала. Поскользнулась и головой об косяк. Ага… До такого вот.
– Прекратить самосуд! – Зарычал Родин.
Взоры Анастасии Евгеньевны и Зинаиды Тимофеевны сосредоточились на Родине. Оксана была вынуждена прийти на помощь начмеду.
– Все успокоились! Документы с собой есть?!
Акушерка пошла к столу и протянула Оксане Анатольевне два паспорта и обменную карту.
– Вот! Порядочные они. Он все документы привёз!
– Я правда сама… – прошептала женщина.
И так она это прошептала, что все поверили. В её тоне не было страха, как это бывает
Есть такая повязка в искусстве десмургии (собственно, искусство о наложении повязок).
Настя Разова при непростых обстоятельствах стала «взрослым врачом» – см. «Роддом, или Поздняя беременность», кадр тридцать шестой «Делёж». Впрочем, Оксана Анатольевна здесь имеет в виду, надо полагать, не только печальный опыт самой Анастасии Евгеньевны, сколько и то, что в любом случае женщин бить нельзя.