. Читать онлайн книгу.
ни своего, ни детского языкового чутья, налепить ярлычки на существующие у них категории, которые таким образом и будут приведены к сознанию» (примеч. clxxxiii), а не «классифицировать слова по каким-либо ученым и очень умным, но предвзятым принципам» (примеч. clxxxiv). Л.В. Щерба недооценивал, однако, того, что на одну и ту же категорию можно налепить разный ярлык[130], ибо между «языковой способностью» носителя языка (тем, что Щерба называл «психофизиологической речевой организацией») и системой языка, моделируемой в нашем описании языка, нет однозначного соответствия[131]. Поэтому предлагаемый им путь отнюдь не приводит к автоматическому решению вопроса о частях речи, что хорошо видно на примере спора о природе значения части речи (примеч. clxxxv).
Со смертью Щербы «лепка ярлыков» малообразованными учеными и начальниками в СССР ускорилась необычайно, что было совсем небезобидным делом именно в государстве, сплоченном великоросским языком. И.П. Павлов заметил, что «русский ум не привязан к фактам [данности]. Он больше любит слова и ими оперирует. Что мы действительно живем словами» (примеч. clxxxvi).
Просто и понятно о детской речи написал книжку «От двух до пяти» (примеч. clxxxvii) К.И. Чуковский[132]. В случае с римскими отцами-невозвращенцами случился самый грандиозный в памяти человечества пример детского языкового творчества. Языки, порожденные потомками римских отцов, ныне именуют индоевропейскими.
Раннее детство мальцы проводили с матерями, приобретая первые навыки понимания приходящих к матерям отцов. Что-то помогали понять и юные тетки-титьки, лишившиеся новорожденных.
Дети умирали часто. Когда пацаны подросли, их неудержимо потянуло к папашам. Стайками и поодиночке дети сопровождали отцов на работы, наблюдали за строящими дороги лагерниками, провожали до лагеря. Это вошло в привычку. Со временем дети осмелели, поняли, что убивать их никто не собирается. Понимание, сложившись с детским бесстрашием, стало раздражать пленных. Они пугали и прогоняли отвлекающих их детишек; их римские черты и повадки смущали, пугали[133].
Но убить – не поднималась рука. Подкормить, подхарчить сорванцов, поговорить с ними, посмеяться с ними хотелось каждому. Ребятня схватывала латынь на лету лучше матерей. Но все равно, слушать их речи было так… Сердца каменели в глотках от детского:
– Atta (рус. отче)![134]
Детей прозвали злом, лат. malum, рус. малый, малой (примеч. clxxxviii).
Все изменилось, когда лагерники узнали, что к малым стали прицениваться еврейские и греческие торговцы. Легионеры знали, что ждет карапузов. Без ужасных сцен не обошлось. С той поры малых или мальчишек[135] (примеч. clxxxix), как ласково переделали римское malum их матери, римляне признали за своих. Не по закону, по закону эти дети были рабами. А по понятиям они были детьми (примеч. схс).
Римские отцы-atta стали богами у своих потомков тюрок: киргизов, бурят, телеутов, монголов etc. Восклицания «О татай!» и «Ат татай!»[136] до сих пор живы в их языках (примеч. cxci).
Римляне долго не разбирались
Выражение «налепить ярлык» в науке довольно новое. От монг.
Ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щерба (20 февраля 1880 – 26 декабря 1944) – автор фразы «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка».
Впервые вышла под названием «Маленькие дети» (Л., 1928). В 1933 г. вышло третье переработанное издание под названием «От двух до пяти». 17-е издание: «От двух до пяти». М.: Детгиз, 1963.
От имени пугавшего штатских кинжала
– Папа! (Ср. с лат.
Бог Канишка и божий сын Васишка имеют в своих именах лигурокушанский суффикс ś. Этот уменьшительный суффикс обычен в личных именах кушан:
В.И. Даль: «Атата, ататя, атати, вологодск. олон. междомет. травли: ату, улюлю, усь-усь; или досады: ну его, отвяжись, убирайся; твер. междомет. испуга, горя: ахти, увы».