Жилец. Михаил ХолмогоровЧитать онлайн книгу.

      – Вы, Андрей Феофилактович, Тютчева забыли. – Леонтий Петрович, Лелин отец, во всех спорах принимал папину сторону, но тоном своим смягчал его резкость, он боялся всякого рода ссор, даже дружеских, ведь никто в самом-то деле и не думал разрывать отношений из-за абстрактных споров о судьбах России. – Так вот, у Тютчева есть стихи:

      Вы же, Андрей Феофилактович, лучше меня историю знаете. Как только где-нибудь народ разбудят – вот вам и гильотина, и нашествие двунадесяти языков… А это культурная Франция, не нашей дикости чета.

      – Народы учатся друг у друга. Русский народ разумен, он не допустит. Мне со многими простыми людьми приходилось дело иметь, я вам доложу, Михайло Ломоносов не на пустом месте вырос. А дать ему свободу, возможность проявить себя – о-го-го!

      – Он вам проявит! Пугачев-то с его бунтом, бессмысленным и беспощадным, тоже не на пустом месте родился. Нет уж, по мне, пусть будет как было. При покойном-то императоре, хоть и грубиян был, царствие ему небесное, а порядок соблюдали. А вот салат нынче хорош! Анна Дмитриевна, рецептик супруге не откроете?

      – Это Ольга, наша новая стряпуха. У нее свои какие-то тайны.

      Нет, ничего не случилось, подумал Жорж, даже слова не меняются. Как в спектакле – все выучили свои роли, и папа – профессор медицины Андрей Сергеевич Фелицианов, и тезка его Андрей Феофилактович, и Леонтий Петрович. Эдак и никогда ничего не произойдет. Небось во всех домах на Новый год те же разговоры и то же угощенье на столе.

      Где-то далеко-далеко, наверное у Триумфальных ворот, зазвенела, а потом заскрежетала на повороте электрическая конка. Стало жаль механика и его запоздалых ездоков. Новый год, новый век, а они не за столом и вместо вкусной еды и легких разговоров – заботы, заботы… И у них ничего не произошло.

      Кажется, это была последняя мысль Жоржа. Сон как-то исподтишка подобрался из зимней ночи, накрыл его, растворив во всеобщей тьме вместе с полом, потолком, углами шкафа и стола, елкой с игрушками и глохнущими голосами из столовой и гостиной.

      Утро было праздничным и заурядным. Жоржу под елкой был приготовлен том Лермонтова с гравюрами, а Сашке – игра «Морское сражение» с оловянными корабликами и картой неведомого моря с бухточками, проливами, затейливыми скалистыми островами. Нет, и днем ничего выдающегося не произошло. Жорж в конце концов раскапризничался, побил ни за что Сашку и был наказан арестом в чулане. Сашка же и принес тайком в арестантскую Лермонтова, и узник читал «Мцыри» и «Мцыри» полюбил на всю жизнь, но какое это имеет отношение к новому столетию, скажите на милость?

      И весь последующий год остался в памяти каким-то заурядным. Жорж поступил в гимназию, и гимназия разочаровала его. На него с грохотом обрушилась лавина одинаковых казенных детей, с одинаковыми казенными и жестокими шутками друг над другом. А в большом зеркале гимназической раздевалки Жорж обнаружил ученика Георгия Фелицианова – точно такого же,