У нас будет ребёнок! (сборник). Дмитрий ЕмецЧитать онлайн книгу.
и говоришь, что соскучился, что приедешь завтра. Что купил мне сережки вот такие – как будто я могу видеть, что ты там показываешь!
– Дурак!
Я чувствую, что ты глупо улыбаешься – мне. Нам. Просто ужасно глупо. Как будто не было того неуклюжего танца на выпускном под… Сюткина? Нет, еще попсовее и гнусавее – «я хочу целовать – и нужно тут взвизгнуть – песок, по которому ты ходииила», – мы все это ужасно презирали и так снисходительно выходили в центр актового зала, где уже топталось человек десять – попарно и в одиночку. И как будто не было медленного возвращения домой и сидения на подоконнике в подъезде – между моим двенадцатым и твоим седьмым этажами. И как будто не было всего того, что было дальше. А что было? Да ничего особенного. Ничего. Вступительные экзамены – ты в авиационный, я на истфак МГУ. Ты идешь со мной смотреть оценки за сочинение – по Пушкинской набережной вдоль Москвы-реки, от Парка культуры и до Воробьевых гор, и из золотисто-молочного марева вечернего неба проступает островерхий силуэт университета.
– Хочешь шоколадку?
Ты шуршишь оберткой, ломаешь плитку на мелкие кусочки.
– Пойдем завтра жениться?
Почему-то мы решили подождать. До осени, потом до весны. А летом я уже собиралась замуж за вечно хмурого Андрея, который был недоволен сразу всем, и мной особенно. У Женьки появлялись и исчезали Оксаны, Наташи, Марины и, наконец, появилась Вероничка. А теперь буду я. С нашей девчонкой, которая сидит во мне в позе Будды и глубокомысленно сосет палец. И я только тихо говорю:
– Женька, при-хо-ди!
– Сейчас!
Итак, свободна и счастлива – делаю, что хочу. А что я хочу? Уехать немедленно в маленький городок у моря, куда прилетают зимовать белые лебеди с оранжевыми клювами. Девчонка, мудрая, как сова, вздыхает и ворочается. Хорошо, не сейчас. Поедем весной, когда в степи расцветут маки. Я положу тебя в слинг, похожий на цыганский платок, возьму за руку Женьку, и мы отправимся в путь.
Я захожу в магазин тканей. Иногда я забегала сюда после работы, когда было совсем грустно. Трогала их разноцветие, представляла, что когда-нибудь у меня будет много времени, и я сошью себе платье, сарафан, юбку и еще одно платье. И маме. И Женьке. И моей девчонке-мартышке, выделывающей невероятные кульбиты внутри меня. И вот я иду по тканевому лабиринту и выбираю, выбираю, выбираю. Шелковистый сатин цвета берлинской лазури – предвечернее море у самого горизонта. Воздушный крепдешин – как облака рассветных сумерек. Легчайший шифон тона морской волны. Лазурный шершавый лен. Я принесу домой ворох материй, вытащу старую швейную машинку, бабушкин черный лаковый «Зингер» с золотым сфинксом на боку, и стану шить все это небесно-морское, сосредоточенно улыбаясь, как, наверное, моя прапрабабка вышивала красной ниткой узор-оберег на вороте дочкиной рубахи, пришивала накрепко счастье.
Ветер подхватывает меня. Я расставляю руки, кружусь и лечу.
– Идиетка! – на другом конце Москвы